Отдельный разговор об эмигрантах. Мне кажется, что вопрос здесь скорее политический, чем литературный. Сейчас ведь никому не заказано печататься где угодно, о чем свидетельствуют имена популярных русских авторов, живущих порой далеко от Москвы. Дело тут скорее в качестве изданий. Многие из них несомненно требуют поддержки и, как это видно из писем, худо-бедно, но иногда ее получают, если на то, правда, будет воля очередного чиновника. Увы, но и здесь не просматривается особой заботы о людях, которые связаны с Россией зримыми и незримыми нитями, которые НУЖНЫ ЕЙ. Здесь такая же бесхозяйственность и наплевательское отношение к проблемам, которые, не исключено, гораздо более важны, чем цена нефти на мировом рынке. И то, что у “крупнейшей российской библиотеки крупнейшего университета страны” нет денег на подписку одного из старейших литературных журналов эмиграции, вина чиновников, которые отвечают у нас за идеологию. Или у нас за идеологию не отвечает больше никто?
Начав “за упокой”, постараюсь закончить “во здравие”. Русская литература выжила. Управлять ею невозможно, помогать - необходимо. Пользуйтесь, пожалуйста, ею в своих политических целях, не жалко. Лично я все же надеюсь, что государством наконец-то будет проявлено здравомыслие, и связываю это с приходом во власть нового президента и нового министра культуры. Надеюсь также на решение хотя бы части насущных вопросов фондом “Русский мир”, для чего он, собственно говоря, и был создан.
Особый путь России: инерция без традиций
Об авторе
| Эмиль Абрамович Паин - один из зачинателей в России новой научной дисциплины - “этнополитологии”. Доктор политических наук, профессор, автор более десятка книг и более сотни статей по проблемам взаимоотношений российских республик и федерального центра, этнического и религиозного экстремизма в России, миграции, а также теории перехода России от империи к государству-нации. Генеральный директор Центра этнополитических и региональных исследований. Руководитель центра по изучению ксенофобии и предотвращению экстремизма Института социологии РАН. Профессор факультета прикладной политологии госуниверситета “Высшая школа экономики”.Первый лауреат премии им. Г. Старовойтовой в области конфликтологии. (2000 г.). В 2004 году награжден международным фондом “Толерантность” золотой медалью “За выдающиеся заслуги в области социологических и исторических исследований, содействующих разрешению этнических конфликтов в российских регионах”.
Вопрос о самобытности России, еще недавно мало интересовавший широкую общественность, неожиданно стал одной из доминирующих тем в общественной жизни нашей страны, даже оттеснив на периферию общественных интересов жаркие дискуссии начала 1990-х годов между сторонниками “левого” и “правого” выбора России. О каком выборе - “левом” или “правом” - сейчас может идти речь, если значительная часть российской элиты с начала 2000-х годов стала склоняться к фаталистическому взгляду на российскую историю как на рок, который исключает возможности народного выбора, предопределяя на вечные времена некий, умом не постигаемый, “особый путь” России? Первоначально эту идею поддерживал сравнительно небольшой слой интеллектуалов, разочаровавшихся в 1990-е годы в позитивности либеральных реформ в России либо никогда и не веривших в их успех. Ситуация изменилась, когда представление об особом пути и особой российской, или русской, цивилизации стало теоретической опорой главной ныне кремлевской идеологической доктрины - так называемой “суверенной демократии”. “Культура - это судьба. Нам Бог велел быть русскими, россиянами”, - говорит первый заместитель главы Администрации президента Владислав Сурков. Кремлевская канонизация идеи “особого пути” обеспечила ей массовую поддержку. Вместе с тем, она же привела к радикализации взглядов части оппозиционно настроенных интеллектуалов, полностью отрицающих, в том числе и в пику властям, специфику российского исторического пути.
Что касается меня, то я не разделяю ни официозной доктрины незыблемого и извечного пути России, ни радикального отрицания ее исторических особенностей или того, что принято называть исторической колеей. При этом мне не очень нравятся сами термины “историческая колея” или “особый путь”. Они слишком метафорические, поэтому сами по себе настраивают на избыточный детерминизм, предопределенность. Куда точнее в этом смысле понятие “инерция”. Со школьной скамьи известно: “Тело (объект, явление) сохраняет состояние покоя или равномерного прямолинейного движения, если не встречает сопротивления (трения) или нового внешнего импульса. Поскольку в природе, а тем более в обществе, нельзя создать абсолютно герметичную среду без внешних импульсов и внутренних трений, то всякая инерция исчерпывается и колея (путь) где-то заканчивается. Какую же роль в этой инерции играет традиционная культура как механизм социальной регуляции, создающий для общности единую систему ориентиров деятельности в виде этических критериев оценки поведения?