Знание-сила, 1997 № 05 (839)

Герой выходит из дома (ритуал, означающий «новое рождение»), но не вдет «к ней», а произносит гимн идеализированной любви. Тут слаженная работа новых защитных механизмов. Единственный ценный, с точки зрения автора настоящих комментариев, следующий психологический шаг — новая дезинтеграция.

Пауль Клее, «Шагающий по ветру», 1926 год

Вот только соседа ненавижу, тварь. А вообще, что говорить, я и сам тварь. Вот бы стать другим. Сильным, как в кино видел. Сильным, красивым, так, чтоб женщины штабелями падали^{12}. А я бы с гордостью смотрел на них и говорил: нет, не нужны вы мне. Вот если бы она... Господи, да где же она теперь? С кем ты сейчас танцуешь?

А может, я и не совсем плохой, может, под страшными, уродливыми корками в сердце моем любовь светится, маленькая, незаметная, слабенькая, порушенная там, на мосту... Не будите меня...

Я ведь ей все сердце свое открыл, а она растоптала его в грязи своими изящными ножками, в тех самых туфельках, которые... И поговорить-то не с кем. Да и кто меня понять сможет^{13}, смех да и только.

Я хороший, а во мне плохой, или я плохой, а во мне хороший? Да не могу я так больше! Помогите, я жить хочу! Жить! Хоть как-то. Дыхание сперло^{14}. Задыхаюсь. Помогите. Я бегу. Я — ребенок, которого родители бросили одного в незнакомом городе. Дома, чужие люди, сетки заборов, тяжелое, страшное небо. Я бегу, я задыхаюсь от бега, я жить хочу, мне некуда идти, я один посреди этой страшной бесконечности. И вы называете это конфликтом? Это не конфликт. Это страх. Чего ты, дурачок, боишься, ведь ты уже взрослый, ты же теперь можешь постоять за себя. Ты драться умеешь. Неужели за столько лет не научился? Сожми кулаки, сожми челюсти, чтобы зубы трещали, и скажи: «Я жить хочу». Так, как я хочу, а не так, как вы меня научили. Спасибо за старания, но я жить хочу, а не убегать или защищаться, не прятаться и зарываться в землю, как страус, а жить. Я любить хочу. Моя душа уже созрела. Не будите меня, если вы хотя бы раз любили, не будите меня, если вы любили хотя бы раз.

Я — паралитик. Я вижу жизнь вокруг себя, чувствую ее в себе, но сам не могу сделать ни одного движения.

А та тварь^{15}, которая во мне,— это я, слабый, без которого я не я. И пускай — тварь, может, когда-то она станет прекрасным животным, я даже не знаю каким.

А, животные. Это где-то у Перлза было. Что там? «Попробуйте представить двух противоположных зверей. Это — отражение вашего внутреннего конфликта. Если вы попробуете побыть каждым из этих зверей, исполняя то одну, то другую роль, то разные части вашего существа станут понимать друг друга, и их кажущееся противоречие упразднится. Все противоречия — кажущиеся, на самом деле они связанные полярности, вроде день—ночь, холод— тепло, и то и другое важно, но нужно прочувствовать их связь друг с другом, их гештальт».

Ну что ж, я чувствую себя огромным слоном и маленькой змейкой одновременно^{16}. Слон — сильный, он может растоптать любого, но никогда не сделает этого, потому что он — добрый. Он такой добрый, что никому не может причинить боли, и поэтому живет в одиночестве, он боится причинить неприятности, он готов слушать и принимать любого, он никого не осуждает, он всех любит, но его нет, потому что он — пассивный, он ничего не делает, только слушает и слушает, слушает и улыбается. Нет его, или, скорее, он — я, и меня тоже нет. То ли дело змея. Маленькая, но она всегда знает, чего хочет. Она может ужалить, и этот укус — смертельный. Я боюсь ее. Ее определенности и агрессивности, и порою злюсь, что она такая маленькая, была бы она, как слон. Тогда и я бы тоже был. Был. Быть. Это то, что я должен. То, без чего меня нет.

— Послушай, Змея, а давай будем играть с тобой. Ты сможешь иногда говорить от моего имени. Ты будешь говорить: «Слон хочет, Слон здесь, замолчите и послушайте его, я буду говорить от его имени».

— Знаешь, Слон, я могу попробовать, но ведь ты сразу же испугаешься, когда я начну говорить, и посадишь меня в мешок, а мне там будет ужасно одиноко, и я буду сама кусать себя, буду болеть и могу умереть, а тогда — нам с тобой крышка.

— А если я пообещаю не сажать тебя в мешок? Я не могу обещать не бояться, бояться я все равно буду, но не стану прятать тебя. Тогда ты станешь помогать мне?

— Не знаю, но я попробую.

И все-таки хорошо, что мы поговорили. А кто это мы? Я что, становлюсь шизофреником, превращаюсь в каких-то животных, разговариваю? Домашний театр какой-то. Где ролей до фига, а исполнитель и зритель — одно лицо.