Знание-сила, 1998 № 03 (849)

Из материалов военно-судного дела ясно, что он был не в состоянии сдерживать даже и на суде свою природную грубость. Он, однако, понимал, что царствующие в полку законы чести значительно ограничивают его, и боялся этих законов. Ермолаев, например, во время учений регулярно получая от него для солдат своей роты жесточайшие наказания, каждый раз после этого просил Шварца об их отмене, и тот соглашался.

Огромное впечатление на Ермолаева произвело поведение Шварца в истории с поручиком князем Мещерским, случившейся в мае 1820 года, всего через месяц после назначения нового полкового командира. Перед строем полковник закричал на Мещерского: «Лентяев не терплю!» Обида поручика была воспринята всеми офицерами как своя собственная. Предчувствуя толки, Шварц вечером того же дня неожиданно попросил Ермолаева, одного из немногих, кто не присутствовал при оскорблении, выяснить и донести ему, кто из офицеров признает, что слышал эти слова. Шварц клялся Ермолаеву, что ничего подобного нс произносил и что его оговорили... Теперь речь шла уже о коллективной отставке полка — никто не желал служить у лгуна. Конфликт удалось погасить, только пообещав офицерам, что их ждут вскоре «благоприятные перемены». Но обещания не исполнялись. Полковым командиром были недовольны все офицеры без исключения, и все искали способы перейти в другие полки.

Ермолаев одним из первых подал в отставку и получил увольнение 2 октября 1820 года. Стремился уйти со службы и князь Щербатов. Неодобрительными отзывами о полковом командире пестрела переписка семеновских офицеров. Неудивительно, что почти наугад взятые письма к Ермолаеву содержали недовольства и насмешки, тут же представленные следственной комиссией как оказание неуважения начальству и тем самым содействие бунту.

В военно-судном деле сохранился интереснейший документ, раскрывающий проблему взаимоотношения офицеров и командира Семеновского полка,— черновое письмо Ермолаева к Шварцу, написанное им вскоре после отставки, в октябре 1820 года. Ермолаев признавал на следствии, что когда первая запальчивость, ощущаемая в тексте черновика, прошла, он был в нерешительности, отправлять ли письмо или нет, но все-таки, может быть, и послал бы его, если бы не происшедшие вскоре события в полку.

«Когда я подавал просьбу на Высочайшее Имя об увольнении меня от Воинской службы, вы изволили меня спрашивать, какие причины меня побуждают оставить оную. Но теперь, когда Государь Император уволил меня от оной, я должен с вами объясниться как частный человек и сказать вам причины, заставившие меня против моей воли оставить службу, которую я намерен был продолжать до тех нор. Это, М. Г., единственно то, что я имел несчастие попасть к вам под команду ...я везде говорил и говорю, когда меня кто спрашивает, отчего я оставил службу — а именно: что я вынужден на то был вами, не находил средства или быть бесчестным человеком, не исполняя свою должность, или быть палачом какого-то безрассудного (честь моя приказывает все сказать), я даже не называл вас и человеком, ибо вы мне кажетесь не достойным носить сие имя.— А зачал я вас презирать, М. Г., с того времени, когда вы мне божились и клялись, хотя снять со стены образ и говоря, что вы сей час идете к присяге, упоминая про Евангелие, Крест, что вы не говаривали князю Мещерскому Лентяев не стерплю; и после чрез 2 дня сказали Платону Михайловичу Рачинскому противное; признаюсь, Милостив Г., что я и прежде сего уже был предубежден против вас слухами, но тут я только и просил Бога, чтоб дал мне силу перенесть с твердостью, не поступая ни в чем против службы».

Как окажется позднее, это резкое, но искреннее письмо будет одним из главных пунктов обвинения против Ермолаева. •

ПСИХОЛОГИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

Софья Тарасова

Жизнь есть сон? «Говорящие» позы спящего

Каждый вечер мы готовимся отойти ко сну. Мы принимаем душ, чистим зубы, возможно, выпиваем лекарства и укладываемся в постель. Совершив такой ежедневный ритуал, мы с чистой совестью отправляемся в царство Морфея. Так обстоит дело в норме. Иногда же ритуал приготовлений ко сну приобретает весьма причудливые формы.

Еще Зигмунд Фрейд в свое время описал пациентку, которая никак не могла уснуть, не поставив цветочные горшки на столе определенным образом. Уж очень оиа боялась, что они разобьются. Конечно же, Фрейд проанализировал эту ситуацию в свойственном ему ключе: девушка страшилась потерять невинность.