Читатель этой статьи может уже ехидно подумать, не слишком ли умен ее автор, претендующий на то, что понимает причину взаимонепонимания выдающихся ученых. А что же они сами? Что им мешало понять причину «безрезультатности» своих дискуссий?
На это историк науки смиренно отвечает, что обсуждать различия исследовательских «систем отсчета» своих героев не значит смотреть свысока на всех них. Ведь главное занятие исследователя – не поиски взаимопонимания с коллегами, а добывание новых кусочков «абсолютной истины». Для физико-математического творчества необходимо крепко стоять на ногах в своей собственной системе отсчета и быть уверенным в ее надежности.
Беря урок у принципа дополнительности, историк может предположить, что его способность переходить от одной системы отсчета к другой находится в дополнительном соотношении со способностью добывать новое научное знание. Или, перефразируя известный афоризм: «Те, кто могут делать открытия, делают их, а кто не может, размышляют о том. как открытия делаются».
По разному «ограниченные» своими системами отсчета участники высоконаучных, хоть внешне и «бесплодных» споров – Ньютон и Лейбниц, Эйнштейн и Бор, Фок и его оппоненты, – вошли в историю науки своими бесспорными достижениями. Отсюда следует не столь уж оригинальный общий вывод о благотворности для развития науки разнообразия систем отсчета, реально сосуществующих в научном сообществе, взаимодействующих, хоть в чем-то и не совместимых.
Вывод этот можно подкрепить уроком, взятым у эйнштейновской теории гравитации, согласно которой для описания искривленного пространства-времени в целом может не хватить одной системы отсчета. Есть и простая географическая аналогия: невозможно одной «правильной» картой охватить поверхность земного шара. Здесь простейшая расшифровка «правильности» – чтобы точки, близкие на земном глобусе, оставались близкими и на карте.
Новые кусочки «абсолютной истины» видны по-разному (или вовсе невидимы) в разных исследовательских системах отсчета, в разных исследовательских картах.
Принципиальные разногласия встречаются не только в истории науки, но ее опыт особенно поучителен. В науке предмет расхождений наиболее удален от «уровня земли», наименее затрагивает людские страсти, отличается наибольшей рациональностью и объективностью, достижимой в людских делах. Зная, что и в этой сфере бывают неустранимые расхождения, с более легким сердцем и с большим пониманием относишься к расхождениям в сферах менее рациональных. Понимаешь, что дело не сводится к выяснению, кто На Самом Деле Прав. Разные средства наблюдения, стоящие за разногласием, могут и ослаблять, и обострять зрение в каких-то отношениях.
Показательный пример «неподдающегося» многовекового разногласия дает религиозное многообразие человечества. Не так давно вся эта сфера считалась не просто вненаучной, но и антинаучной. Сейчас нравы смягчились, и взаимоотношение науки и религии вновь привлекает внимание. Посмотрим на эту сферу в свете принципа относительности к средствам наблюдения и в свете уроков истории науки.
В 1989 году свободомыслящий верующий физик А. Д. Сахаров, ссылаясь на эйнштейновскую параллель «Бог – природа», высказал такой прогноз: «В период Возрождения, в XVIII, в XIX веках казалось, что религиозное мышление и научное мышление противопоставляются друг другу, как бы взаимно друг друга исключают. Это противопоставление было исторически оправданным, оно отражало определенный период развития общества. Но я думаю, что оно все-таки имеет какое-то глубокое синтетическое разрешение на следующем этапе развития человеческого сознания».
Для свободомыслящего физика- атеиста В. Л. Гинзбурга вопиющее препятствие к подобному синтезу – «наблюдающееся многообразие верований и направлений даже в пределах одной и той же религии».
Вряд ли надо пояснять различие науки и религии по их «областям определения» и «областям значения». Важнее то, что другой физик-атеист, Е.Л. Фсйнберг, ясно осмыслил один общий фундаментально-методологический элемент этих столь разных сфер – важнейшая роль интуитивных суждений, рационально не доказуемых в принципе.
И еще, быть может, важнее, что все три эти свободомыслящих физика выросли в одной научной семье, в одном научном доме – в Теоретическом отделе Физического института Академии наук СССР. Так что мы наблюдаем многообразие интуитивных представлений о религии даже в пределах одной и той же научно-культурной традиции.
Реально-историческое многообразие религиозных систем отсчета возникло естественным путем, некоторые из них – много веков назад. Системы, ныне признанные, когда-то были ересями, имевшими горстку сторонников. И если эти религии выжили и развились, то, значит, «это кому-то нужно», значит, эти системы отсчета помогают жить тем, кто их избрал своими.
Можно ли выработать наилучшую систему отсчета? Или объединить их экуменически в некую универсально обобщенную?