Знание-сила, 2000 № 05-06 (875,876)

Про городскую же часть было известно, что она изрядно разбогатела после того, как ее наняли для изощренной избирательной кампании перед скандальными президентскими выборами 2004-го. Именно в Университете был тогда создан «идеальный кандидат», оттянувший на себя значительное число избирателей, и перед самым голосованием разоблаченный. Немногие знали, что разоблачение тоже было частью плана имагологов из Университета. «Идеальный» создавался специально по заказу одного из кандидатов — и как раз этому кандидату отдала свои голоса большая часть разозлившихся избирателей после того, как было раскрыто, что понравившийся им «идеальный» является «цифровой куклой». Таким образом победитель (имя которого стало позже ругательством, и потому теперь его редко упоминают вслух) убил сразу двух зайцев. Во-первых, обеспечил себе президентское кресло; во-вторых, став президентом, сразу же начал «разбираться с теми, кто пытался обмануть народ с помошью электронных СМИ». Под видом этих разбирательств была запушена давно подготовленная машина УСОРМа, введен тотальный контроль за Сетью и множество других «новшеств». На Западе стали со страхом поговаривать о «русско-китайской модели». К счастью, президент не особенно отличался от большинства российских правителей в отношении здоровья и потому вскоре скончался — как раз перед очередными выборами, ровно через четыре года после того, как «умер» созданный по его заказу «идеальный кандидат». Усовершенствованная Система Оперативно-Розыскных Мероприятий развалилась на частные охранно-сыскные агентства. А городская часть Университета продолжала процветать.

Между Университетами шло неявное, но ощутимое соперничество: как сыновья одного родителя, оба претендовали на отцовский титул. Каждая половина считала себя «старейшим университетом страны», отводя другой роль «юного пасынка». Однако соперничество порождало и дружбу. Именно в Петергофе я познакомился с Ритой, учившейся тогда на химическом. До того судьба редко посылала мне симпатичных женщин, которые были бы столь интересными собеседницами. На лестничной площадке общежития, куда мы одновременно вышли покурить, Рита в первую же минуту знакомства сообщила мне, что ненавидит Леннона, поскольку он очкарик. В общем, она мне сразу понравилась. К тому же я был старше, и с гораздо большей иронией относился к нашим с ней «физико-лириковым» спорам. Во время особенно жарких дискуссий я в шутку отбивался литературными примерами, из которых следовало, что обе спорящие стороны ущербны. Любимым аналогом здесь было «Основание» Азимова. «План Селдона» в точности описывал то, что произошло с Университетом и о чем мы любили спорить с Ритой. Ведь в Петергоф могли переехать любые факультеты — но переехали почему-то только естественные науки, гуманитарии же остались в городе. Дальнейшее разделение Университета на две половины создало два соперничающих «Основания». В городском Университете, где преподавал я, властвовала имагология — наука об образах и их воздействии на человека. Петергофский Университет, где училась Рита, делал ставку на новые технологии, на перекраивание природы. Это противостояние способствовало развитию обеих половин, сделав два Университета ведущими научными центрами страны.

В последние годы я редко бывал и в том, и в другом Университете. Однако в Петергоф все-таки ездил — из-за Парка, который я успел полюбить во время наших с Ритой прогулок. Когда-то мы вместе облазили все его закоулки, и больше — мы знали его как живое существо, открывающее свои секреты не всем, так что хоть трижды пройди той же самой тропинкой, запросто пропустишь самое важное. Но мы были терпеливы, мы приручали этого скрытного зверя несколько лет и потому знали, с какой стороны каждый дворец прячет свое эхо зимой, а каждый фонтан — свою радугу в дни весенних споров солнца с тучами; мы знали, где деревья бросают осенью самые красивые листья и где нужно сесть у залива летом, чтобы услышать в говоре волн детский смех, а не взрослую ругань. Иногда я ловил себя на самообмане, на том, что после расставания с Ритой в моих посещениях Парка сквозит тайная надежда снова столкнуться с ней там, среди зелени, размеченной мокрым золотом статуй и сухими вороньими перекличками. Я понимал, что это желание — психологический атавизм, остатки былой привычки, вряд ли я так уж хотел возобновить наши отношения, вряд ли скучал по ней и в общем-то даже знал, что говорить будет не о чем, обоим скорее всего будет неинтересно… но пустое, бессмысленное желание «просто случайно встретить» иногда появлялось. Да хоть бы и так, отвечал я себе и на этот раз, покупая крем-брюле на выходе из метро «Балтийская». Большинство открытий в своей жизни мы делаем, ища совсем не то, что находим.