Знание-сила, 2000 № 09 (879)

А теперь – «проявка». Не открывая глаз, я попытался увидеть окружающий меня город. Но не таким, как он выглядит из окна. Я думал о духе города, духе-городе, об огромном каменном призраке, рожденном в болоте, где нет ничего для жизни, но есть лишь он – мираж из воды, камня и снов миллионов его жителей, яркий фантик под облачным одеялом. Сейчас мираж-фантик таял, и постепенно в темноте закрытых глаз стала проявляться…

Нет-нет, это слишком банально, подумал я. Стандартный, расхожий символ Сети, который я сам непроизвольно вспомнил.

Я попытался отогнать появившийся передо мной в темноте образ Паутины. Но она упорно возвращалась. И приглядевшись, я понял, что это ДРУГАЯ Паутина.

Линии связи, спутники и компьютеры, «лапти» и «чипы верности», и все прочие устройства, были лишь ее остовом. Скелетом, какой образуют жилки на обратной стороне кленового листа. Но сейчас передо мной был не живой лист дерева, а именно Паутина. Между остовными жилками виднелись другие – тонкие, почти прозрачные нити. Промежутки между ними затягивала радужная пленка.

Эта Паутина была в каком-то смысле даже противоположна самой Сети, поскольку именно на ветках электронных коммуникаций радужная пленка преломлялась, становясь видимой. Паутина обволакивала Сеть, а вовсе не являлась ее синонимом. Сеть искривляла пространство, помогая видеть Паутину.

Еще я заметил, что в одном месте Паутины порядок нарушен, и вгляделся в эту точку. Вокруг одного узелка Сети тонкая Паутина точно обгорела, радужной пленки там не было. В голову пришло название «ReaLL». Что-то сине-зеленое мелькнуло сквозь прожженную дыру… Сразу после этого картинка исчезла, зато страшно заболела голова.

Но что же здесь можно изменить? Судя по образу, Паутина огромна. Она везде. А я могу порвать лишь пару ее ниток. Да и то неизвестно, те ли нитки. Нужно что-то глобальное. Нашествие термитов. Какой-нибудь особый вирус, который питается электричеством. Запущенный в Сеть, он вырубит всю Паутину к чертовой матери!

«Достаточно лишь подумать..,»

Но я не мог подумать о таком вирусе. Вернее, я думал о нем, но он совершенно не вязался в моем воображении с реальностью. Я не верил в него, не ВИДЕЛ его. И это означало, что направление неверное.

Я глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз, и опять начал медитацию с воображаемой тушью-темнотой. А потом снова попытался вызвать картинку с Паутиной, В этот раз возникло нечто иное. То ли куча опилок, то ли муравейник – я не успел разглядеть, снова наплыла темнота. Голова разболелась еще сильнее.

Нет, это куда сложней, чем представлять себе будущую встречу со знакомым. Здесь каждый раз видится иной образ. Паутина, муравейник… Возможно, это лишь более общий вид того мира прозрачных многоугольников с вершинами из цветных бликов, что я видел в электричке и в своей квартире. А ведь были еще странные сны, где море, звезды, Мэриан и клетки-кубики лоскутного одеяла. Разные миры – или искаженные образы чего- то одного, что я никак не могу разглядеть полностью? А может, еще хуже: огромная головоломка-puzzle, кусочки которой изменяются во времени, принимают другую форму и окраску.

И тебе никогда ее не собрать. Слишком много ты о себе вздумал, жалкий старик в вечно мокрых носках. Баобабы полоть – не бобэоби петь. А ты как был всю жизнь треплом, так и остался. Так же беспомощен, как десять лет назад, когда каменный призрак этого города раздавил Лизу-Стрекозу. Когда она корчилась в тихой диоксидной ломке в твоей прихожей, двое суток ползая с ножницами и двумя баллончиками краски вокруг коврика у двери, все отрезая и отрезая от него куски и добавляя цветных пятен, пока сумасшедшая тряпочная снежинка не уменьшилась до размеров спичечного коробка, но все равно не стала идеально симметричной, и тогда Стрекоза стала резать себе пальцы – а ты ничего не мог сделать, кроме как отдать ее врачам. О да, за прошедшие с тех пор годы ты отлично научился обманывать самого себя с помощью красивых интеллектуальных построений! Вот и сейчас – только захоти, мол, хорошенько, все и сработает. Ишь, бля, боец невидимого фронта! А раздавит тебя точно так же, как любого другого. И никто даже не заметит, что там за жучок в колесо попал. Вот и весь твой Шервудский лес.

Так, может, и не ждать колеса? Проиграл так проиграл: четыре маленькие ступеньки вверх на крышу, и еше одна очень большая ступенька – вниз. Или пойти допить те бутылочки, что в квартире остались? Там была еще одна «Столичная» с Сенной. Работает быстро, мужик и пальцем пошевелить не успел…

Едва я подумал о пальце, как сознание мое – в который уж раз за сегодня – причудливо раздвоилось. Я-первое еще размышляло над красивыми сценами самоубийства, а я-второе уже расковыривало эту красоту грязным ногтем сарказма. Кончилось тем, что героический образ погибшего за спортивный интерес киллера трансформировался в Монаха Тука.