Знание-сила, 2001 №04

Кто развалил наш прекрасный Союз

А. Венедиктов: – В прошлый раз вы говорили, что экономическая политика Рыжкова и политика демократизации Горбачева в соединении дали распад СССР. Но я абсолютно уверен, что и Горбачев, и Ельцин хотели бы возглавлять не Россию, а Советский Союз или какое-то объединение такого же типа. Они пытались сохранить Союз. Были у этих попыток шансы?

Е. Ясин: – Сейчас я думаю, что шансов таких не было. Когда мы работали над программой экономического союза республик – меня пригласил в этом участвовать Григорий Явлинский, – я думал иначе. Само понятие «экономический союз» впервые появилось в программе «500 дней», когда поняли, что сохранить политический союз уже не удастся.

А. Венедиктов: – А уже понимали? Е. Ясин: – Да. Но договариваться с республиками и об экономической политике становилось все труднее и труднее. Явлинский, надо отдать должное его прозорливости, еще в начале 1990 года говорил: «Для кого будем делать программу? Кто ее будет реализовывать?» Проводить реформы в масштабе одной республики было невозможно, реализовать их в масштабе союза тоже. Это стало ясно в декабре 1991 года, когда Силаев (а его заместителями были Явлинский, Лужков и Вольский) собрал руководителей правительств всех республик. Они пытались договориться о том, чтобы Россия не начинала реформы, потому что никто не был готов к непопулярным, жестким шагам.

Так вот, когда мы составили экономический договор и он был подписан в Алма-Ате в октябре 1991 года, мне, честно говоря, казалось, что мы сделали важное дело, удержали позиции. Я даже в интервью очень оптимистично заявил, что мы пережили исторический момент. Потом оказалось, что никаких позиций мы не удержали, и теперь я говорю «исторический момент» не по свежему впечатлению, а только постфактум, лет через пять.

Кстати, тогда определилось, что ни одна республика не готова участвовать в солидарной ответственности по государственному долгу СССР (то есть если не платит один, то все остальные должны платить за него).

А. Венедиктов: – Что, к этому времени уже был большой долг?

Е. Ясин: – Две трети нынешнего долга России – это советский долг, в основном сделанный при Горбачеве.

А. Венедиктов: – И что говорили лидеры республик? Это чей долг? Е. Ясин: – Долг СССР.

А. Венедиктов: – Но они же еще в СССР…

Е. Ясин: – Да. Там впервые были представители МВФ и Мирового банка; они сказали: даже если у вас распадется единое государство, все равно ответственность по долгам вы должны нести, иначе мировое финансовое сообщество с вами дела иметь не будет – ни займов, ни кредитов. И все республики должны были тут же дать ответ, как они намерены себя вести в этой ситуации. Первым отказался Каримов: Узбекистану, сказал он, платить нечем, и разговаривать нечего. У других республик, кроме Азербайджана, по-моему, тоже было нечем. Украина заняла тогда особенно агрессивную позицию: она заявила, что не только не будет участвовать в солидарной ответственности, но еше и хочет получить часть союзной собственности за рубежом (посольства и так далее).

А. Венедиктов: – Это было еще до распада?

Е. Ясин: – Да, в октябре 1991 года.

А. Венедиктов: – А Украина уже предлагала делить союзную собственность?!

Е. Ясин: – Конечно. Поэтому Беловежская пуша – это никакой не сговор, судьба страны была решена путчем и срывом Новоогаревского процесса, процесса формирования нового союзного договора.

А. Венедиктов: – Могло бы все-таки появиться – при каких-то дополнительных условиях – новое союзное государство, пусть другое, федеральное?

Е. Ясин: – Думаю, что нет. Но в сентябре 1991 года, когда я услышал, что есть сторонники разделения страны, я был в ярости. Я был яростным сторонником сохранения СССР и старался, чем мог, спасти положение. Потом понял, что это были усилия с негодными средствами. Новый союзный договор имел смысл только при согласии всех республик. Но в Алма- Ате у меня сложилось впечатление, что некоторые делегации получили дома твердые указания обеспечить независимость своих республик.

А. Венедиктов: – То есть не идти на союз?

Е. Ясин: – Ни в коем случае. Если бы не путч, и все они, не говоря о Прибалтике, которая уже точно уходила, договор подписали, что бы происходило дальше? Мне кажется, договор мог бы продлить агонию, но не смог бы спасти ситуацию.

Уже тогда каждая республика старалась обеспечивать себя сама. Она не рассчитывала на своих соседей в рамках союза или, по крайней мере, рассчитывала все меньше и меньше. Республиканские элиты уже меньше боялись остаться одни.

И с определенного момента элйты всех республик почувствовали сладость международного статуса, когда можно назначать послов, ездить с визитами, когда вы не просто князек, который слушает большого сюзерена, а когда вы самостоятельны.