В своей статье, разумеется, теоретик сказал это на точном математическом языке с ясной физической аргументацией. Оставляя формулы на своей совести, приведу одну только его фразу:
« …требует радикальной перестройки теории,… – а может быть, и отказа от обычных представлений о пространстве и времени и замены их какими-то гораздо более глубокими и лишенными наглядности понятиями. Wers nicht glaubt, bezahlt einen Taler».
Перечитав статью еще и еще раз, я задал себе несколько недоуменных вопросов.
Почему я никогда не встречал упоминаний об этом результате? И кто такой этот М.П. Бронштейн? Почему с похожим выводом связывается совсем другое имя – имя известного американского физика? Хотя американец занялся квантовой гравитацией только в пятидесятые годы, и его умозаключение гораздо мутнее только что прочитанного. Настолько мутнее, что многие физики позволяют себе игнорировать сам вывод.
Эти вопросы касаются общественной психологии – как и почему приходит мирская слава. А она как приходит, так и уходит. Это поняли еще в темные средние века: SIC TRANSIT GLORIA MUNDI. С точки зрения физ.-матем. вечности не так уж важно, кто числится первооткрывателем, и произошло ли открытие в 1936 году или на двадцать лет позже. Тем более что я догадывался о причине – к тем, кто исчез в тридцатые советские годы, мирская слава особенно равнодушна. Загадкой было, скорее, по какой надобности эту неизвестную статью извлекли из Леты под юбилейные прожектора эйнштейновских торжеств.
Но меня больше всего заинтриговал вопрос не общественной, а личной психологии: что в этом физико- математическом тексте делает странная немецкая фраза?! Редакторы юбилейного сборника дали перевод: «Кто этому не верит, с того талер», но это ничего не проясняло.
Тогда я отправился в библиотеку взглянуть на оригинальную публикацию 1936 года. Пожелтевшие страницы ЖЭТФа полувековой давности показали, что тогдашние литературные нравы физиков не отличались от нынешних. И все равно оставалась загадка эмоиий, стоявших за этой немецкой фразой, и загадка личности, способной на такую эмоциональную физику.
С этой загадкой за душой я стал разыскивать, что истории известно о личности М.П. Бронштейна. Разнокалиберные сведения, которые я нашел в нескольких книгах, разгадки не дали, но добавили пылу в поисках. Оказалось, что с неизвестным М.П. Бронштейном со студенческих лет дружил вполне известный академик и нобелевский лауреат Лев Ландау. А не менее известный Корней Чуковский
– «отец жены Бронштейна», как я вычитал в другом месте, – восхищался его эрудицией и его научно-популярными книжками.
Погрузившись в физику того времени, я понял, что бронштейновское предсказание «радикальной перестройки теории, а может быть, и отказа от обычных представлений о пространстве и времени» выглядело в 1936 году не просто очень смелым. Оно выглядело, можно сказать, неприлично.
Физики были уже по горло сыты подобными предсказаниями о якобы неминуемой радикальной перестройке основ. Конечно, тот, кто понимал причины и существо предыдущих пророчеств, ясно видел отличие нового предсказания. Все предыдущие доводы и контрдоводы касались соединения квантов и теории относительности. Бронштейн привлек к соединению и гравитацию – всемирное тяготение. Большинство его коллег уже на это смотрели скептически. У них был четкий количественный резон: в мире атомных явлений гравитационные силы смехотворно малы по сравнению со всеми иными – соответствующую дробь скорее можно назвать астрономическим числом, чем физическим. А если так, то кому нужно скрещивать кванты и 1равитацию?!
Бронштейн, однако, и не утверждал, что гравитация понадобится в атомной физике. Слово «астрономическое» появилось здесь не зря. Матвей Петрович профессионально работал и в физике микромира, и в физике Вселенной. И он, – видимо, первый – понял, что существуют узловые проблемы, в которых – хочешь не хочешь, – а нужны и кванты, и гравитация. Прежде всего, это – состояние Вселенной в самом начале ее расширения.
А раз природа ставит перед физикой квантово-гравитационную задачу, надо искать путь к ее решению. Бронштейн взял самую передовую квантовую теорию, самую передовую теорию – гравитации и стал работать над их соединением. Но обнаружил, что применять эти две теории совместно можно только с полузакрытыми глазами. А если смотреть правде в глаза, то оказывается, что две основополагающие теории физики не со-е-ди-ни- мы: каждая из теорий, взятая всерьез, делает незаконными исходные понятия другой теории.
Это – скандальный вывод.
Две самые мощные физические теории, с триумфом экспериментально проверенные по отдельности, отказываются сотрудничать друг с другом.