Явление не новое! В последние полтора столетия религия в России и не только в ней была настолько унижена, что интеллигентному человеку стало казаться невозможным сопрягать ее с чем-то серьезным, будь то социальная история, философия, наука, искусство. Даже те, кто считали себя верующими и исполняли церковные обряды, как большинство жителей Европы и Америки, в своей практической жизнедеятельности оставляли Бога где-то на периферии, отлучали веру от научного и художественного познания мира. «Разделение веры и знания – симптом раздвоения сознания, характерный для расстроенного духа нового времени, – писал в 1957 году великий психолог Карл Юнг. – Дело выглядит так.., как будто одно и то же лицо, но в двух различных состояниях духа, рисует картину своего опыта. Если представить себе на месте такого лица современное общество, то окажется, что оно страдает духовной диссоляцией, то есть одним из видов нервного расстройства».
В нашей «компьютеризированной» жизни для Бога остается все меньше места. Прагматическое знание не только отторгает себя от веры, оно господствует над верой, подминает ее под себя, заменяет веру собой. В этом расторжении, в этой «победе» прагматизма над верой заявляют о себе постулаты материалистической философии – ниспровержение идеализма как антинаучного, ложного представления о мире и утверждение материализма как единственно возможного, «правильного» взгляда на природу вещей. Идея первичности материи и вторичности, производности от нее сознания – не мертвый параграф из сданного в макулатуру учебника марксизма-ленинизма. Это активная, властная сила, играющая в современной реальности едва ли не решающую роль. Можно ли не видеть, что материя – материальные блага, чувственные удовольствия, тело как таковое – имеют в жизни современного человека первостепенное значение? Что технические возможности, вложенные прогрессом цивилизации в руки буквально каждому, стали претендовать на главное место в нашей жизни, и мы уже не мыслим своего существования вне обилия материальных ценностей и удобств, возрастающих с каждым днем? Что и впрямь кажется: мертвая материя компьютера способна производить «сознание», во много раз превышающее возможности человеческого мозга?
Неограниченная мощь материальных сил, их власть над человеком перевешивают влияние духовных ценностей. Это не может не сказываться на такой важнейшей сфере человеческого существования, как искусство, – связующее звено между знаниями и верой, духом и материей. Искусство, всякое искусство – массовое и элитарное, претендующее на философскую глубину и не ставящее перед собой иной цели, кроме сиюминутного развлечения, – принадлежит «духовному пространству», предстает духовным «автопортретом» общества, отражением его мировосприятия, его самоощущения и самооценки. Резко обновившиеся и изменившиеся, по сравнению с искусством XIX века, литература, музыка, живопись, как и кинематограф, фотография, детища научно-технического прогресса – правдивое зеркало, отразившее страшные противоречия, терзавшие человечество на протяжении двадцатого столетия, его порожденное ужасами войн и революций разочарование в разуме и туман изме.
Великие художники XX века – Чаплин и Феллини, Скрябин и Стравинский, Пастернак и Булгаков, Шагал и Пикассо, другие гении мирового искусства – ценой огромных усилий сберегли от окончательной гибели непреходящие человеческие ценности, накопленные тысячелетиями. Но трагические потери века не обошли даже больших мастеров; духовные расстройства и распады личности, присущие интеллигенции, не миновали Сальвадора Дали, Кафку, Сартра…
Ощутимые потери и сомнительные «обретения» современной культуры слишком очевидны, чтобы закрывать на них глаза; слишком опасны, чтобы их пренебрежительно игнорировать. Опасны десятикратно, потому что в первую очередь поражают массовую культуру, массовое искусство, обращенное к миллионам. Особенно опасна для массового сознания «философская» установка на то, что разум, нравственность, красота, вера в Бога – помехи, мешающие современному человеку жить естественной биологической жизнью; что наше тело и биологические позывы тела – начало и коней всему, подлинная, не замутненная, не искаженная никакими сдерживающими силами «биокосмическая реальность»! Естественно, что на первое место в «искусстве тела» выходят эротика в форме самой откровенной, ничем не облагороженной похоти, и смерть оиять-таки в самых уродливых и жестоких ее проявлениях. Окончательный, абсолютный конец тела и омерзительный в своей неприглядности его распад, угрожающие каждому из нас в близкой неизбежности, навязчивой идеей нависают над современным цивилизованным человечеством, утратившим не только Бога, но и романтические идеалы справедливого переустройства мира, во имя которых жили и умирали наши прадеды. Консервация на века не мумии как вместилища бессмертной души, не святых мощей как подобия иконы, но трупа – чудовищный, но закономерный финал «обезбоженного» искусства. Бессмертие мертве ца – бессмертие смерти…