Знание – сила, 2001 №8 (890)

И, как уже сказано выше, коллеги Мариса не смогли (и до сих пор не могут) найти изъян в его рассуждениях. Рассуждения эти таковы. В жидком гелии, то есть в гелии, охлажденном до сверхнизких температур (эго именно та область физики, которой Марис занимается как экспериментатор), электроны могут существовать автономно и независимо от атомов. Если впрыснуть в жидкий гелий электроны снаружи, они постепенно замедляются там в результате столкновений и в конце концов практически останавливаются. Они, однако, не присоединяются затем к атомам гелия, потому что у каждого такого атома уже есть два своих электрона, а квантовые законы запрещают ситуации, когда в одном состоянии находится более двух электронов. Поэтому добавочным электронам приходится размещаться между атомами. Для этого они должны расчистить себе некоторое пространство, образовать некий «пузырек» – так называемый электронный пузырек. Чтобы расчистить этот участок пространства для себя, они должны немного раздвинуть окружающие атомы. Это не всегда возможно: если атомы связаны друг с другом сильными межатомными связями («ван-дерваальсовыми»), энергии электрона на это не хватит. В гелии при сверхнизких температурах ее хватает, и экспериментаторы вкупе с теоретиками давно уже установили, что впрыснутые электроны образуют в нем «электронные пузырьки» диаметром примерно 38 ангстремов, для чего смешают из нормальных положений около 700 атомов гелия. Каждый такой «пузырек» занят одним электроном, который по законам все той же квантовой механики может находиться там в «квантованных» (дискретных) энергетических состояниях.

Состояние электронов описывается в квантовой теории так называемой волновой функцией, что отражает присущие этим частицам волновые свойства. Уже на заре квантовой теории утвердилось представление, что эта функция указывает вероятность нахождения электрона в том или ином месте. Волновая функция, описывающая самое низкоэнергетическое состояние электрона в его «пузырьке», имеет, согласно теории, шарообразный вид; волновая функция следующего по энергии состояния – вид гантели, причем основная часть энергии электрона сосредоточена в шарах такой «гантели», оставляя «перемычку» между ними почти «пустой», то есть не способной противостоять наружному давлению. Дойдя до этого места в своих рассуждениях, Марис делает вполне, казалось бы, логичный следующий шаг: «Если давление гелия снаружи на «электронный пузырек» будет достаточно большим, то может возникнуть возможность разрыва «перемычки», то есть разделения «пузырька» на две половинки».

Это было бы еще ничего, так как можно было бы думать, что электрон окажется целиком в одной из половинок «пузырька», тогда как другая попросту «схлопнстся». Но вывод Мариса становится поистине «безумным» (по определению Нильса Бора, спрашивавшего, достаточно ли идея безумна, чтобы быть плодотворной), когда он напоминает, что разорванная «гантель» была средоточием электронной волновой функции, и, стало быть, каждая половинка такой «гантели» должна, по определению, содержать половинку этой функции, то есть половинку электрона – его массы и его заряда. Марис даже подсчитал, когда это «расщепление электрона» может произойти: при температуре ниже 1,7 градуса Кельвина, когда жидкий гелий становится сверхтекучим, то есть в нем исчезает вязкость. Пока вязкость наличествует даже частично, говорит Марис, давление гелия попросту понуждает гантелеобразный электронный пузырек снова принять шарообразную форму, то бишь вернуться в самое низкоэнергетическое состояние, но когда вязкость исчезает, жидкость становится такой «скользкой», что не может предотвратить деление «пузырьков».

Вернемся к началу. О каком «эксперименте тридцатилетней давности», якобы подтверждающем его «безумную» идею, говорил Марис? В конце шестидесятых годов Норсби и Сандерс из университета в Миннесоте, изучая электрический ток, образуемый движением «электронных пузырьков» в жидком гелии под действием электрического поля, обнаружили, что если облучить гелиевую жидкость светом, электрический ток увеличивается. Поначалу они думали, что свет выбивает электроны из «пузырьков» и эти свободные электроны движутся быстрее, что и увеличивает ток. Но позже было показано, что выбитые светом электроны тотчас образуют новые «пузырьки», так что ток вроде бы не должен меняться, и результат, полученный Норсби и Сандерсом, оказался необъяснимым. Он оставался загадочным все прошедшие тридцать лет, пока Марис не выступил со своей идеей и не объяснил, что свет должен возбуждать электроны в «пузырьках» в «гантелеобразное» состояние и тем самым вызывать растепление «пузырьков». «Малые «пузырьки» подвижнее, – говорит Марис, – и когда их становится больше, ток, естественно, растет».