Однако проблема, как я думаю, связана не только с отсутствием производств, а скорее всего с тем, что за 15 лет произошел развал экспериментальной и образовательной структуры научных учреждений, разрушилась государственная цепочка «фундаментальная наука — прикладная наука — предприятия, выпускающие наукоемкий продукт», отсутствуют заказчики на фундаментальные исследования, а все развитие экономики идет с ориентацией на быструю прибыль. Последнее, надо сказать, большой бич. Банки говорят: мы вам дадим любой кредит, берите, но деньги должны быть «короткие» — они забирают ноу-хау, продают его за рубеж, получают свои деньги обратно с прибылью, и на этом все кончается. Пока ситуация с таким негосударственным инвестированием денег в науку не будет изменена, никаких наукоемких продуктов в России не появится. Надо понимать, что любая наука high-tech — это «длинные» деньги. Поэтому, если рассуждать так, как рассуждают временщики, то, естественно, нужно схватить авторские права, сразу получить прибыль и уйти. Пока такая философия не будет поломана, можно спокойно относиться к тому, что уезжают молодые научные сотрудники. Чем их больше уедет, тем лучше. Хотя бы там они сохранятся как научный потенциал.
Наконец, еще одна проблема — произошло катастрофическое падение престижа научного работника, а это тоже вопрос государственный. Влияние фундаментальной науки на создание конкурентоспособных наукоемких отечественных продуктов сейчас несущественно и связано с тем, что исчезла последняя цепочка — производство. Поэтому все планы, которые сейчас создаются, должны идти не от фундаментального исследования к конечному наукоемкому продукту, а с обратного конца: что может в данный момент минимальными средствами освоить наша промышленность. И уже после начинать фундаментально-прикладные исследования. Потому что в противном случае цепочка будет настолько длинной, что будет действительно лучше продать технологию.
Но вообще-то я оптимист, правда, оптимист исторический. Мне хотелось бы привести цитату, которую любит Жорес Иванович Алферов: «В России остались одни оптимисты, потому что все пессимисты давно уехали». И наконец, последнее, моя любимая легенда про Диогена. Говорили, что он просил деньги у статуи, а когда у него спрашивали: «Зачем ты это делаешь?», он отвечал: «Чтобы привыкнуть к отказам».
Так вот мне кажется, что мы должны просить у государства не денег (хотя деньги очень нужны), а просить максимально благоприятного климата. И если посмотреть на те вопросы, которые я перечислил, они вообще денег не требуют или требуют их в небольшом количестве, но они требуют изменения отношения к науке и научным работникам. И, кстати, если говорить о наших соотечественниках, то они просят от нас того же: «Мы хотим, чтобы нас любили». И вот мы тоже хотим, чтобы государство нас, научных сотрудников, любило. Тогда мы сделаем значительно больше даже своих возможностей.
Генах Мицельмахер, Университет Флориды, США
(Фольклор русскоязычного зарубежья)