Знание- сила, 2003 № 07 (913)

Когда-то свободные профсоюзы начали кое-где объединяться не по профсоюзному, а по территориальному принципу, чтобы помогать друг другу на месте. Такие «зонтичные» профсоюзы могли завести общего юриста, могли вести переговоры с работодателями от имени одной из входящих в него ячеек, заключать коллективные договоры. Теперь в комиссии, заключающей коллективный договор, может быть представлена только эта первичная ячейка, вести переговоры от ее имени никто не имеет права. Более того, раньше в этой комиссии альтернативные профсоюзы участвовали наравне с традиционными, а теперь заключается только один колдоговор с летчиками и буфетчиками, литейщиками и нянечками заводского детского сада, и в комиссии профсоюзы представлены в соответствии со своей численностью. То есть больше, чем на один голос, представитель альтернативного профсоюза редко может рассчитывать.

— Рабочие этого не понимают ? Почему они не уйдут в свободные профсоюзы?

— А путевки и бюллетени? Они же уверены, что потеряют все это. Путевка — это, знаете ли, вещь конкретная, материальная, а о правах трудящихся вспоминают только тогда, когда они слишком явно нарушаются. Кроме того, директора и менеджеры среднего звена, вовсе не желая реального контроля за своими действиями, научились предотвращать рост свободных профсоюзов. «Я с радостью выплатил бы вам премиальные побольше, расплатился бы по долгам с многодетными матерями, но у меня нет денег, все съели эти, альтернативщики. Вы знаете, сколько они получают?! Да раз в десять больше, чем вы...»

— Правда, раз в десять больше.

— Я же объясняла: им платят не за их протесты, а за квалификацию...

— Вам не кажется, что наша довольно сложная экономическая жизнь в вашем изображении выглядит как классическая схема марксистского учебника: монстры-собственники, роль которых у нас чаще всего исполняют директора предприятий; ограбленные, замордованные рабочие, которые то ли по темноте своей, то ли по запуганности не могут отстаивать собственные интересы; беспринципные компрадоры в виде традиционных профсоюзов. Судя по всему, для бескомпромиссной классовой борьбы не хватает только авангарда рабочего класса, какой-нибудь новой партии большевиков; интеллектуалы тоже оказались предателями, а кроме них возглавить такую партию некому...

— Нет, я никак не хотела бы, чтобы у вас сложилась такая примитивная картинка. Просто когда я работала в фонде, мне казалось, что директора в подавляющем своем большинстве — настоящие отморозки, одержимые идеей схватить все, что можно продать, и убежать. Приходили-то к нам именно с таких предприятий.

Когда я пришла на заводы уже как социолог, ведущий исследование, я увидела, что это совсем не так, что «отморозков»-д и ректоров даже не большинство. Увидела, насколько на самом деле сложна ситуация, многообразна — до странности, до полного попрания всяких учебников и стереотипов.

Например, на рынке вполне жизнеспособным оказывается «завод-семья», где все держится не столько на формальных предписаниях, сколько на неформальных, «человеческих» отношениях. Я знаю такой. Директор там — теперь официальный собственник завода, но это почему-то никого не смущает. Он пришел на этот завод юнцом, прошел, как положено по образцовой советской трудовой биографии, весь путь снизу, живет в поселке рядом со своими рабочими, ходите ними на рыбалку, когда трудно, просит потерпеть. А рабочие в ответ, прикрывая огрехи организации труда, вкалывают сверхурочно, говорят «мы», имея в виду весь завод, с гордостью демонстрируют новый корпус, который, когда достроят и запустят, позволит увеличить прибыль, и тогда, может быть, «мы» снова начнем строить жилье для своих работников.