Знание-сила, 2003 № 12 (918)

Когда я говорю, что современная наука этого не признает, я имею в виду не заявления философов. Не надо меня отсылать к философским авторитетам. Я имею в виду ту парадигму, что направляет практическую деятельность по добыванию научных знаний в современном мире.

Наука поставила себя вне реальности, какую представляет собой слово. Она отстранила эту реальность от себя, освободила себя от обязанности считать ее фундаментальной в системе мироздания.

Возможно, это следствие инерции, которую проявила наука, борясь с фетишизацией слова в средневековой культуре. Маятник, отведенный Средневековьем в одно крайнее положение, оказался ныне в другом, также крайнем положении.

Но как бы то ни было, наука отделилась от слова. В своих представлениях о мире она забросила его на вершину эволюционной пирамиды, отказав ему в праве быть «в начале», в основании мира. От проистекающих отсюда противоречий с ею же самой диктуемыми нормами мышления наука спасается, как тот человек, что нес на плечах своих дверь. Когда возникла опасность, он поставил дверь на землю и запер ее на ключ. Такой дверью стала теория эволюции.

В системе строгих научных знаний люди лишены возможности рассматривать слово как фундаментальный способ взаимодействия, играющий в мире ничуть не менее важную роль, чем взаимодействия, с которыми привыкла иметь дело физика. У них нет для этого средста Нет языка, нет представлений, связывающих слово, как объект, с другими объектами в мире. Это тем более странно, что вся жизнь каждого человека неразрывно связана с взаимодействиями через слово.

Эмпирический опыт, в котором главенствует слово, преобладает в жизни. В сравнении с ним опыт, дающий начало естественнонаучным знаниям, выглядит второстепенным. Однако в естественнонаучной картине мира второй главенствует, а первому, связанному со словом, даже и места законного нет.

Метафорическая наука для многих — средство исправить положение. Плохое, недейственное. Но люди прибегают к нему. Они хотят вырваться из безъязыкости, говорить о том, что для них важно. И они, очертя голову, превращают в метафоры те понятия, что трудом многих поколений создавались путем кропотливого, тщательного отказа от метафоричности. Думая, что они создают науку, они разрушают уже найденные ценности. Но у них нет выхода. Наука им ничего другого предложить не может. Дверь заперта, при том что она никого не способна защитить.

Недавно я столкнулся еще с одним примером того, как это происходит в действительности. Дело было так. Я оказался среди участников одного семинара в МГУ, где обсуждалась теория этногенеза, выдвинутая Л.Н. Гумилевым. Были в основном физики, математики, инженеры.

Лев Николаевич Гумилев создал известную систему представлений о рождении, развитии, упадке и гибели этносов, где особая роль отводится пассионариям, людям, способным захватить воображение других людей, силой духа обрести власть над ними, повести их за собой. Александр Македонский, к примеру, был пассионарием.

Некая энергия находит выход в пассионариях. Люди, не обладающие ею в достаточной мере, не могут стать пассионариями, у них иное амплуа. Лев Гумилев назвал эту энергию пассионарной. Она присутствует в любом живом этносе, направляет его развитие, движет его историю. Когда она иссякает, этнос приходит в упадок.

Говоря о «тупиках пассионарной энергии», я следую в понимании слов «пассионарная энергия» тому, о чем говорит Гумилев в своей теории этногенеза, пользуюсь понятием, которое ввел он.

Понятие «пассионарная энергия» нельзя назвать точным. Это метафора, но метафора с четко очерченным кругом ассоциаций. Кроме того, она, по- моему, очень выразительна.

Но вот что важно. Пассионарная энергия ассоциируется с тем началом, что сообщает силу словам, поступкам одних людей в глазах других. Она проявляет себя не в совершении механической работы, иначе подъемные краны надо было бы считать сгустками пассионарной энергии. Она дает о себе знать в человеческих отношениях, во взаимодействиях между людьми, где столь большую роль играет слово.

Образ бешеного монаха-доминиканца Джироламо Савонаролы, зажигавшего жителей Флоренции в конце пятнадцатого века своими речами против папы и дома Медичи, дает несравненно больше для понимания того, что такое пассионарная энергия, чем образ любого силача, когда-либо удивлявшего людей феноменальными способностями поднимать тяжести.

Пусть понятие «пассионарная энергия» имеет метафорическую природу. Но оно вполне точное, по крайней мере в том, что относится к эмпирическому опыту взаимодействий между людьми, где властвует слово.

Понятие же «физическая энергия» во всех его видах имеет, очевидно, отношение к взаимодействиям между физическими телами, где действуют силы инерции, гравитации, силы электрические или ядерные.

А теперь возвращаюсь к семинару в МГУ.

Докладчиков, то есть тех, кто готовил свои выступления заранее, было человек шесть, и каждому дано было минут по десять — пятнадцать, чтобы он мог изложить свою точку зрения на проблему. Все они говорили о своем отношении к теории этногенеза, выдвинутой Гумилевым.