Знание-сила, 2005 № 05 (935)

Динамичные 20-е с их пафосом обновления и расширения под сенью таких тяжеловесных ламп не представимы. Это — имперская лампа, вещь застывающего, загустевающего в вечность мира со все более четко очерченными границами. В ней осенний, тяжелый свет спелого, зрелого времени. В этом мире уже все сбылось, во всяком случае, главное — точно сбылось. Уже не надо рваться за пределы. Пределы надо обживать и охранять. И "кремлевская" лампа — охранный знак, пограничный столб на границах этого мира, на рубежах света и тьмы.

Да, предмет в России больше, чем предмет. Собственно, это и в других культурах так, но в России XX века с проблематичностью ее бытовой сферы, со скудостью ее предметной среды — особенно. Семантическая напряженность вещей именно в это время исключительно высока, просто экстатична. Предмет вырастает до статуса знака отношения к жизни.

В этом смысле, стоит предмету превратиться в чисто функциональный, утилитарный объект потребления — он попросту умирает. Похоже, однако, на то, что этого не будет никогда. Ведь даже "чистый" утилитаризм — еще какой знак отношения к жизни! еще какая воплощенная, пластически проговоренная позиция!

В оформлении использованы фотографии и репродукции из коллекции музея "Огни Москвы"

Организаторы выставки не зря показали здесь и другие образчики ламповой флоры того же времени. Во- первых — лампу с зеленым стеклянным абажуром на металлической подставке. Еще дореволюционная, она с совсем незначительными изменениями благополучно дожила до поздних 50-х годов, пережив все исторические потрясения и идеологические колебания. Казалось бы, именно потому, что ничего лишнего и, значит, полностью "десемантизирована". Но как раз наоборот: у этой лампы была своя четкая смысловая линия.

Прежде всего, в восприятии современников эта совершенно "старорежимная" лампа была "ленинской". На фотографиях, известных всей стране, Ленин в своем кремлевском кабинете читал газету при свете именно такой лампы. Ее аскетизм и собранность немедленно стали синонимами ленинской "простоты" и вообще накрепко связались с образом вождя мирового пролетариата. Она стала знаком преемственности, связи с истоками и устоями советского мира. В 20-х годах пробовали делать такие лампы на скульптурных стойках с пролетарской тематикой: изображающих, например, рабочего у станка. Но они не прижились.

И недаром: ведь задолго до того, как стать "ленинской", зеленая лампа уже была "интеллигентской". Она освещала столы читающих и думающих людей XIX века. Прочная ассоциация зеленой лампы с личной умственной жизнью, частным интеллектуальным бытом никуда не делась и при советской власти. Ее мягкий зеленый свет всегда сохранял оттенок если и не оппозиционности (это — совсем не обязательно), то уж во всяком случае — некоторой отстраненности, возможности ухода в свой внутренний (или "выдуманный" книжный) мир внутренней свободы. Не говоря уж об отсылках к тому культурному миру, который гораздо старше и революции с советской властью, и их ценностей.

Пришедший к власти Сталин сам хотел быть истоком и устоем. Поэтому обзавелся и собственной лампой- символом — к тому же без интеллигентских обертонов. Первые, еще единичные экземпляры "кремлевских" ламп стали появляться, начиная с середины 20-х — как раз после смерти Ленина. И с тех пор, где бы ни изображался Сталин — на фотографии, в живописи или в кино, — неизменно рядом с ним оказывалась "кремлевская" лампа.

Второй представитель контекста — черная эбонитовая, сутулая лампа с подвижной головкой. Тоже, кстати, модель 20-х годов. Тут уже ничего символичного, иносказательного как будто и вовсе нет (весь символизм всосала в себя кремлевская "лампа власти"): ни эмблем, ни говорящих украшений, ни каких бы то ни было отсылок и ассоциаций. Она даже скорее на грани некрасивости: функциональный предмет-трудяга, принужденный к существованию своей функцией. Ан нет. Тем отчетливее она — знак, только другой: смирения, самоограничения, дисциплины. Смола кругового терпенья и совестный деготь труда.

Сама же "кремлевская" лампа пережила сталинскую эпоху, но совсем ненадолго. Прежде чем окончательно исчезнуть в середине 50-х, она еще посуществовала по инерции — лишившись напоследок политической атрибутики. С абажура исчезают серп и молот с дубовыми и лавровыми листьями и появляются медальоны с изображением — почему-то — торпедных катеров. Тоже вообще-то знак силы и власти, хотя уже не такой идеологизированный. Произошел сброс семантического напряжения. В истории такая лампа осталась под именем "лампы с кораблями".

А потом их делать и вовсе перестали. Лампы, как растения, тоже умирают — есть почва, в которой они не растут. Настала пора других ламп и другого света: торшеров и бра шестидесятых, их ироничного, аскетичного, угловатого уюта. Что, разумеется, уже совсем другая история.

НАШИ ЛАУРЕАТЫ

Поздравляем лауреатов!

В 2004 году лауреатами "ЗС" стали:

Александр Викторович Волков