Знание-сила, 2005 № 08 (938)

Немецкий философ Бернхард Вальденфельс в свое время сказал, что в опыте "Чужого" становится доступным само Недоступное. Это — одна из многочисленных причин того, почему Чужое стоило бы сохранять во всей его чуждости.., если бы оно не сохранялось в этом качестве само. (Как правило, все решительно опыты покорения — и тем самым устранения — Чужого в истории типа, например, покорения европейцами иных континентов заканчивались только производством очередных форм и обликов неистощимого Чужого.) Друтое дело, что есть специальная область культурных задач: поддерживать у этого Чужого форму, воспроизводить и уточнять его культурно внятный образ. Говорить о нем как о Чужом.

Ведь кроме Другого, человеку необходимо еще и Чужое. Кроме того, что способно стать хоть в какой-то мере Своим — то, что не станет Своим никогда. Куда, более того, мы вытесняем все, что больше не можем чувствовать Своим.

Наше Чужое растет вместе с нами. Оно — возможность нашей свободы от самих себя, от собственных преодолеваемых состояний. Так, в том же языке постоянно вытесняется из активного оборота часть лексики, воспринимаясь сначала как старомодная, затем как архаичная, затем и вовсе как непонятная. Это - своего рода расчистка области культурного существования от материала, который больше не чувствуется жизнеспособным.

Возможно, окончательных ответов на вопросы: что вообще такое Свое и что такое Чужое? как одно становится другим? есть ли такое Чужое, которое неспособно стать Своим в принципе?

— не будет никогда. Хотя бы уже потому, что ответы на них переживаются, чувствуются кожей и внутренностями в каждый данный момент жизни и в каждый следующий момент могут измениться.

Когда мы движемся из Своего в Чужое — впереди нас идет язык, прощупывая и создавая нам дорогу. Когда что-то движется из Чужого к нам — язык встает защитной стеной: подвижной, пластичной, проницаемой. Чужое и Свое — разные приемы картографии одного и того же человеческого мира, а карта его — язык. Более того, похоже, что Чужое при всей его обязательной чуждости — на самом деле одно из имен Своего. Доказательство этому то, что мы о нем вообще говорим. V действительно, абсолютно, тотально Чужого не может быть имени в нашем языке, оно неспособно быть фактом опыта. Но это снова — совсем другая история.

ПРОБЛЕМЫ: ПОИСКИ И РЕШЕНИЯ

Игорь Лалаянц

ГМ- люди

Генно-модифицированные (ГМ) люди пока запрещены законом.

В большинстве стран Европы, в Соединенных Штатах, в России. Однако под луной ничто не ново. ГМ-люди были всегда...

Генетическое модифицирование человечества — совсем не новая опасность, генетические эксперименты над собой человечество ставило всегда. Гигантское генетическое разнообразие человеческих популяций — а человек ничем не хуже любого другого вида — всегда таило в себе множество рецессивных мутации, никак не проявляющихся у большинства их гетерозиготных носителей. Человек может нормально жить с довольно большим количеством вредных аллелей в геноме — норма на одного человека - в среднем 3-4 летальные мутации, находящиеся в геноме в количестве всего одной копии, а потому нс проявленные. Другое дело, если организм подучает мутантный вариант гена от обоих родителей — такая мутация проявится обязательно. Но вероятность встречи двух носителей редкой мутации очень мала — вряд ли они познакомятся и поженятся, ведь выбор партнеров в современном обществе широк и становится вес шире.

Но так было далеко не всегда. Проще всего двум вредным копиям оказаться в одном геноме — это не искать партнера далеко, а вступить в брак с родственником. Тогда вероятность для мутации оказаться у потомства в гомозиготе прямо пропорциональна степени родства жениха и невесты. Уходящие в глубь веков традиции экзогамии — выбора брачного партнера из другого племени — отражают инстинктивное понимание человечеством опасности сочетания в одном генотипе двух мутантных копий одного и того же гена, это своего рода первые "правила техники безопасности" для генетических экспериментов.

Недаром люди издревле убоялись близкородственных браков. Еще в пустыне Синайской Моисей среди своих заповедей провозгласил "не возжелай жены ближнего своего", поскольку в тесных сообществах того времени она могла оказаться если не родной, то двоюродной сестрой. А это было чревато тем, что во чреве та понесет нежелательные генетические комбинации, которые приводят к самого разного рода неприятным последствиям для потомства.

Примером древнему миру служили египетские фараоны, которые женились на собственных сестрах и дочерях. Династия за династией в долине Нила сменяли друг друга в силу генетического вырождения. Птолемеи, пришедшие в Египет вслед за Александром Македонским, тоже переняли этот обычай фараонов. Хватило всего лишь 15 поколений, чтобы мужская линия птолемеевской династии полностью деградировала, и венцом ее стада прекрасная Клеопатра, сменившая Цезаря на Антония и последнего — на черного египетского аспида.