Идиллическое и безболезненное наслоение культур — миф. И, скорее всего, миф вредный. В конце концов, доверимся классику — вот как он написал об этом наслоении: "Те, кого по ночам в нашем городе мучит бессонница, могут понизиться в ночные голоса. Отчетливо и тяжело бьют колокола на католическом кафедральном соборе: два часа ночи. Проходит чуть больше минуты и вот голосом, что звучит слабее, но зато глубже проникает, отзывается колокол православной церкви, он также возвещает два часа ночи. После небольшой паузы — чуть хриплый, далекий звук часов на минарете, однако они бьют одиннадцать, таинственное турецкое время, подчиненное чужедальнему диковинному счету. На башне у евреев часов нет, и одному Богу известно, который час показывают их хронометры сефардам, и который ашкенази".
Это Иво Андрич, а ночной город, о котором идет речь — Сараево. Больше о нем ни слова.
Наслоение культур — это не только праздник стертых границ: это кровь, грязь, этнические чистки, людоедство, депортации. Наверно, правильнее было бы говорить о "наслоении антикультур". Ведь и оно неизбежно в многонациональной среде.
В середине XVIII века на холме св. Юра во Львове построили пышный барочный храм — в городе появилась заметная отовсюду архитектоническая доминанта. Что, конечно, раздражало многих католиков, так как собор св. Юра принадлежит униатам. Расплата свершилась спустя неполных двести лет — на Привокзальной площади в львовское небо выстрелила, как карнавальная ракета, высокая башня неоготического костела св. Эльжбеты, заслонив св. Юра со стороны железнодорожного вокзала. С той поры приезжающие во Львов лишились вида на Святоюрскую гору. У собирателей впечатлений стало одним впечатлением меньше, и это тоже пример упомянутого наслоения. Культур или антикультур? Чего же тут больше: религиозной ограниченности, гордыни, творческого соперничества, жажды обладания?.. Я не знаю ответа, хотя уверен, что сегодняшний Львов уже нельзя представить без псевдоготического кича "Эльжбетки".
В уличных боях за Львов в 1918 году поляки победили украинцев прежде всего потому, что это был их город — и не в каком-нибудь символическом, а именно в прямом, личном смысле: это были их двери, дворы, закоулки, они знали их наизусть, ведь именно здесь они назначали первые свидания своим девушкам. Украинцы, поддерживаемые лишь патриотической идеей о "княжей славе нашего Львова", были в основном сельскими жителями и плохо ориентировались в непривычной обстановке. Но после победы (употребляю это слово настолько условно, насколько это возможно) польская администрация впала в истерику террора, репрессий, презрения и действительно повела себя как чужак, агрессор, захватчик, как глухой варвар, не слышащий изначальную Львовскую полифонию. И оттого потеряла этот город. Горе победителям — вот неизбежный финал любой победы.
Впрочем, тут мы вторгаемся в далекое от культуры и запретное поле.
Итак, я не выполнил обещание поговорить о том, что объединяет. Попробую спасти ситуацию достойным финалом.
Тезис о неделимости культуры не всегда убеждает. Культура Севера и культура Юга, культура Востока и культура Запада (отметим, что есть также Северо-Восток и Юго-Запад, а у них существуют антиподы, ну и так далее) — понятия настолько же неопределенные, насколько и несводимые воедино. Только милостью Того, Кто Раздает Географию, удается иногда что-то с чем-то объединить. Используя смехотворные поводы — например, водораздел двух бассейнов. Но благодаря этому нам здесь и сейчас, в конце столетия и тысячелетия, представился случай быть пассажирами одного из кораблей, что плывет, как нам кажется, в неизведанном направлении. Возможно, старый эклектичный Львов — наш ковчег, где собрали, чтоб спасти, каждой твари по паре. Возможны и другие метафоры — пьяный корабль, корабль дураков, корабль смерти. А может, как у Рота — город стертых границ, плавучий Триест, странствующий Львiв, Львув, Львов, Лемберг, Леополис, Сингапур.
Bладимир Найдин
Вечный двигатель