Знание-сила, 2006 № 01 (943)

Впрочем, упоминания о технологиях присутствуют все-таки не во всех сюжетах. А вот что обязательно, так это диковинность или хотя бы рекордность их предмета: самый большой микроб, самая далекая планета, самое древнее пиво... Тут принцип кунсткамеры торжествует безоговорочно: неэкзотичным и нерекордным вещам входа в СМИ нет. Ну разве только если существование такого предмета "заставляет пересмотреть господствующие теории" или даже "переворачивает все представления" в соответствующей области знания. Хотя при чтении первоисточника (а часто и самой заметки) быстро выясняется, что просто организмы данного типа до сих пор не находили в отложениях этого возраста или что такая-то древняя цивилизация использовала не только привозную медь, но и сама умела ее выплавлять. Вот и весь "переворот во взглядах". Этот прием соответствует даже не кунсткамере, а ее выродившемуся потомку — балаганному паноптикуму, куда простака могли зазвать обещанием "животного, у которого на месте головы хвост", и показать клячу, привязанную за хвост к коновязи.

Конечно, сами по себе без искусственно наведенной "сенсационности" такие сюжеты вполне имеют право на существование и читательский интерес. И никто, надеюсь, не заподозрит автора этих строк в попытке доказать, что изучать планеты и нуклеотидные последовательности неинтересно или недостаточно важно. Главная беда такого рассказа о науке — не то, что в нем есть, а то, чего в нем нет. То, что и отличает, собственно, научный музей от кунсткамеры.

Давно ли вам попадалось — пусть не в подборке научных новостей, а в виде более обширного текста — изложение некой научной теории, гипотезы, концепции? Особенно такой, которая и в самом деле что-то объясняла бы, устанавливала бы связь между явлениями, известными вам порознь? Воспринимая науку как собрание диковинок, общество практически забыло, что наука — это не нагромождение фактов (их можно собирать и копить без всякой науки) и даже не хитрые устройства, расширяющие наши возможности. В конце концов со времен олдовайской галечной культуры и примерно до середины позапрошлого века человечество создавало новые инструменты и технологии вне всякой связи с наукой, в лучшем случае оставляя ее объяснять задним числом, почему эта штука работает.

Наука же — это прежде всего способ организации известных фактов, позволяющий извлечь из них новое, не добываемое непосредственным наблюдением знание. Это определенная философия, совокупность смыслов- теорий, целостная картина мира. Это, наконец, постоянное переосмысление собственных методов, безжалостно отделяющее то, что достоверно известно, от возможного, предполагаемого, правдоподобного.

Эту суть науки совершенно невозможно сохранить в кунсткамерном формате, поскольку он надежно исключает рождение на свет даже самых очевидных вопросов. В апреле 2005 года многие издания, имеющие у себя разделы науки, сообщали о том, что недавно найденное в Центральной Африке человекообразное существо, жившее там около 7 миллионов лет назад, было, судя по всему, прямоходящим. И никто из писавших даже не сопоставил этого факта с тем, что возраст древнейших человеческих орудий не превышает двух миллионов лет, и значит, становление прямохождения никак не связано с орудийной деятельностью. Что же заставило наших предков избрать этот способ передвижения, крайне неэффективный и порождающий множество проблем? Ответа на этот вопрос, насколько мне известно, нет и у специалистов, но характерно то, что журналистам (представляющим в данном случае общество в целом) даже не пришло в голову его задать.

Но и тогда, когда элементарное теоретическое обобщение напрашивается само собой, ему не находится места в кунсткамере. В августе того же года новостью недели в научных разделах СМИ стало обнаружение "совершенного генома": оказалось, что у морской бактерии Pelagibacter ubique вся ДНК состоит только из генов, кодирующих белки, причем каждый ген представлен единственным экземпляром. "Молчащих" или повторяющихся участков в этом геноме нет.

Некоторые из писавших о "совершенном геноме" ограничились изложением этих фактов. Другие с пафосом рассказывали о том, что бактерия со столь совершенным генетическим аппаратом завоевала огромные пространства морей, а ее биомасса больше биомассы всех рыб в Мировом океане. И никто не обратил внимания на занятный комментарий на одном из англоязычных сайтов: еще до нынешнего исследования об этой бактерии было известно, что ее почти невозможно выращивать в культуре, — незначительные отклонения в составе питательной среды оказываются для нее смертельны. Теперь понятно, почему: система, не имеющая ни резервных мощностей, ни механизмов регуляции активности, может успешно функционировать только в сверхстабильной среде...