Знание-сила, 2006 № 03 (945)

Часто на этот вопрос отвечают: та, в которой идет бурное развитие, происходит научная революция. В начале XX века это была физика, где в то время были созданы теория относительности и квантовая механика; физики проникли в мир атома, элементарных частиц, овладели ядерной энергией и так далее. Во второй половине XX века место физики заняла биология. Сейчас все говорят про расшифровку генома человека, про огромные перспективы, которые это дает медицине, а потом, наверное, сельскому хозяйству, да и еще много чему.

Итак, биология? Но с момента научного прорыва здесь прошло уже около полувека. Уже сейчас его непосредственные участники стали патриархами науки, если еще не ушли из жизни. Их идеи развивают ученики и ученики учеников. А для того, чтобы стать квалифицированным специалистом, нужно не менее 10 лет. За это время научный импульс затухнет и рассеется еще больше. Конечно, вы можете подробно изучить геномы многих полезных организмов и найти разнообразные полезные следствия своих результатов. Возможно, что вы станете известны и уважаемы, но вы ведь любите не деньги, а поиск Истины...

Мне кажется, что разумнее выбрать не ту область, в которой уже началась и вовсю идет научная революция, а ту, где она зреет, где наступил ее канун. Уже исчерпаны основные идеи, лежавшие в основе предыдущего этапа развития. Из них в прошлой исторической эпохе получены фундаментальные результаты, потом им найдены практические применения, пройден путь до сравнительно частных вопросов. А ясности все равно нет. Нужны новые идеи. У вас есть шанс предложить эти идеи, то есть стать новым Ньютоном, Эйнштейном, Дарвином... Пройдет несколько десятилетий, и эта возможность пропадет. Останется шанс стать во вторую шеренгу, потом — в третью и так далее, до следующего кануна революции.

Мне кажется, что такая предреволюционная ситуация сейчас сложилась в двух близких мне науках — в физике и в математике. Причины этой ситуации в каждой из наук различны. Давайте поговорим сейчас о физике.

Она пережила грандиозную научную революция сравнительно недавно. Когда мы выбирали ее своей профессией, то учились у последнего поколения героев этой революции. Для них было естественно верить, что каждая новая научная работа может стать эпохальной. Мерилом этой эпохальности была Нобелевская премия. Конечно, не потому, что она приносила богатство и благополучие. И тогда многие понимали, что бизнес приносит гораздо больше денег, а благополучие вообще трудно гарантировать чем-нибудь определенным. Но каждая такая работа была новым взглядом на окружающий нас мир, открывала новые перспективы, от которых захватывало дух.

Многие нобелевские работы тех лет укладывались буквально в несколько страниц. Они содержали новую, совершенно оригинальную идею, которую подхватывали следующие поколения исследователей. Зачастую автор этой идеи уже никогда не достигал своего звездного уровня, хотя и оставался интересным ученым, писал работы, которые находили свое признание очень постепенно. Люди той героической эпохи, а она пришлась на 10 - 20-е годы XX века, ощущали себя членами героического коллектива (например, Копенгагенской школы Н. Бора). Число участников научного прорыва сравнительно невелико, они все помещаются на групповом снимке научной конференции. Прежде всего они рвались поделиться своими научными открытиями друг с другом, хотя и им, вероятно, было не безразлично, кому присудят новую Нобелевскую премию. Этот дух сохранился и в нескольких следующих научных генерациях.

Исчерпание героического духа эпохи хорошо заметно по тому, как совершенно неожиданно стала оцениваться роль разведки в атомных проектах, которые столь противоречиво увенчали революцию в физике. Решительно невозможно представить, что научное открытие украдет шпион (пардон, разведчик). Оно всегда настолько ново, неожиданно и непонятно, что нужны годы, а то и десятилетия подробных объяснений в открытой научной печати, на конференциях, в научных дискуссиях, чтобы это открытие стало доступно сначала узкой группе специалистов, а потом стало достоянием науки как целого.

Возможность, что листок с открытием сфотографирует темной ночью шпион, проникший в лабораторию, а потом эту информацию поймут и оценят специалисты, ничуть не более реальна, чем возможность найти на прогулке чемодан, набитый деньгами. Можно украсть техническое решение для какой-то детали проекта. Да и вообще само понятие научного проекта не относится к революционной эпохе. Какие уж там проекты, когда каждый месяц просто земля уходит из-под ног! Во всех воспоминаниях героев тех лет, в том, что дошло до нас от наших учителей, — главный акцент на открытиях, а не на технических деталях. Постепенно эти детали занимали все большее и большее место, и теперь именно они стали заслонять перспективу.