В успехах американских ученых немаловажную роль играет и особая атмосфера здешних лабораторий и исследовательских учреждений. На взгляд выходцев из России, она непривычно суха и деловита. Ученые напоминают, скорее, сотрудников офиса, старательно исполняющих свои обязанности. "На родине, в институте, мы приходили на работу, как на банкет", — вспоминает Вадим Гладышев. "В России все друг с другом знакомы-перезнакомы и весь рабочий день готовы болтать о Боге, о мире", — подтверждает Анатолий Клыпин. Здесь разговоры на рабочем месте о политике или религии — табу. Впрочем, ученым, приезжающим из России, это, по их признанию, не очень- то мешает. Они успели вдоволь наговориться на эти темы дома.
Конечно, какие-то недоразумения на работе регулярно возникают. Все- таки сам образ мышления россиян и американцев заметно разнится, и дело не только в ощущении собственной бедности, въевшемся в сознание научных работников в России в минувшие годы и заставлявшем ученых чуть ли не отбеливать листы исписанной бумаги, чтобы только не покупать новые.
"В самом менталитете американцев заложен принцип Can do ("Я это сделаю!") — принцип "ячества", чуждый нам, русским, — отмечает Ольга Кавсцкая. — Мы сперва все отмеряем, взвешиваем, а здесь такая нерешительность не приветствуется. Меня уже не раз называли "не готовой к сотрудничеству", так безапелляционно оценивая мою сдержанность".
Зато хорошая научная наглость ценится, от кого бы она ни исходила. Наука в США очень заметно эмансипирована Это отмечают многие российские ученые, поселившиеся в Америке. "На работе и, если взять шире, в американском обществе заметно уважительнее относятся к женщинам, занимающимся наукой", — отмечает Регина Демина, сорокалстний профессор физики Рочестерского университета. В свое время ей довелось поработать в составе исследовательской группы, которая обнаружила в 1995 году последний и самый массивный кварк. Позднее она была удостоена звания лучшего молодого физика, выступала с лекциями в Гарварде. Ее саму раздражают в Америке разве что укоренившаяся здесь культура фастфуда и, конечно, школьная система, не выдерживающая никакого сравнения с российской.
Последний факт отмечают многие наши эмигранты, которым надоело объяснять стопроцентным янки, что в годы Второй мировой войны Советский Союз вовсе не был заодно с Гитлером. Впрочем, эти недостатки в системе образовании США — еще и залог того, что новые тысячи и тысячи эмигрантов со всех концов мира, в том числе из России, будут и впредь приезжать в США, помогая своей новой стране удерживать лидирующие позиции в мире науки. "Конечно, если дела в российской экономике пойдут на лад, поток уезжающих из страны уменьшится", — прогнозирует Лорен Грэхем. Но все равно приостановить утечку мозгов так быстро не удастся, и все новые выпускники российских университетов будут бороться за место под солнцем Бостона или Аризоны.
Сейчас российские власти выделяют на развитие науки 1,9 миллиарда долларов в год. В то же время годовой бюджет одного лишь Стэндфордского университета составляет 2,6 миллиарда долларов. Вся наука — и на другой чаше весов всего один университет. А сколько в США университетов, где могут найти работу светлые российские головы? Путь в американскую цитадель наук, как правило, — дорога с односторонним движением. Редко кто из эмигрантов решается еще раз на переезд — на возвращение в страну, где почти не прибавилось шансов преуспеть в науке. Многие, разумеется, приезжают на родину в отпуск, и то, что они видят здесь, слышат от друзей и родных, редко настраивает на оптимистический лад. У науки в России пока еще нет будущего; здесь могут заниматься поиском новых истин и открытий лишь аскеты и энтузиасты, готовые по сто раз на дню полоскать одноразовые пипетки, да жевать трехразовые бутерброды с сыром. К этому добавляются политическая нестабильность, ксенофобия, поразительная дороговизна в крупнейшем научном центре страны — Москве, проблемы с пропиской, отсрочками от призыва в армию — и прочие колкости жизни, о которых забываешь, едва переправишься через океан, как через реку забвения.
"Мои корни теперь здесь" — подобную фразу готовы повторить вслед за русским астрофизиком Анатолием Клыпиным (о ловлю себя на слове; для современных российских властей он, как и миллионы ему подобных, человек чужой — он же родился на территории Украины) многие эмигрировавшие в США ученые.
Но все же не все столь категоричны, и при ответе на этот вопрос в анкете, предложенной им социологами, задумчиво вписывают: "Я вернусь, если мне предложат достойную работу по специальности".
Когда это будет? Когда?
— Г-н Шайх, в каких областях русские исследователи лучше других?