Яу родился в 1949 году в Китае в семье профессора-математика и после смерти отца перебрался с матерью в Гонконг, где закончил школу, а затем изучал математику в университете. В 1969 году он поступил в аспирантуру Калифорнийского университета в Беркли, где под руководством выдающегося китайского ученого Чэнь Шень-Шеня в 1971 году защитил докторскую диссертацию. Он был приглашен в Принстон, откуда вскоре перешел в Стэнфорд, потом в Беркли и наконец осел в Гарварде. Выдающиеся достижения в математике (на стыке с теоретической физикой и космологией) — разработка теории поверхностей Калаби-Яу (1976) и доказательство теоремы позитивной энергии в общей теории относительности (1979) — выдвинули его в первые ряды математиков мира и принесли множество самых престижных наград, начиная с премии Филдса (1982). Эти работы сдружили его, в частности, со Стивеном Хокингом, который был главным докладчиком на организованной Яу в 2006 году в Пекине конференции по теории струн. Об этой конференции нам еще придется упомянуть.
Представляется, что дружеские старания Яу убедить Гамильтона продолжать попытки доказать «теорему Пуанкаре» могли иметь целью интересы чистой науки или, если сказать иначе, чистые интересы науки и в этом смысле были вполне естественны. Ведь эта проблема считалась одной из самых трудных в современной математике, так что ее (будущее) решение заранее именовалось не иначе как «вехой в истории математики и вообще человеческого мышления» (а людей, одержимых стремлением достичь этой вехи, уже успели прозвать «подхватившими пуанкаризм»).
Однако американские журналисты Сильвия Назар и Дэвид Груббер — те самые, что приезжали в Россию, чтобы поговорить с Перельманом, и затем написавшие о нем большую статью в престижном журнале «Нью- Йоркер», — открыто обвинили в ней Яу в корыстных мотивах. И предложили свое объяснение многим его действиям, включая последующие «антиперельмановские». Если верить этим авторам, со времени смерти Чэнь Шень-Шеня, который считался многие десятилетия «патриархом» китайской математики, Яу воспылал желанием занять его место. Для этого он стал часто навещать Китай, каждый раз бурно выражая свои пламенные патриотические чувства, и предложил китайскому правительству свои услуги по воссозданию китайской математической школы. Получив нужные для этого средства, он и в самом деле создал совершенно новый Математический институт в Пекине и с этого момента начал прилагать самые нетривиальные усилия, чтобы любой ценой прославить молодую китайскую математику, а также (продолжают Назар и Груббер) — себя как ее руководителя. По мнению этих авторов, подталкивая Гамильтона к решению проблемы Пуанкаре, Яу тоже преследовал какие-то личные интересы.
Все это можно было бы счесть еще одной сенсационалистской «теорией заговора» на сей раз в науке, но, к сожалению, дальнейшие события показали, что у журналистов действительно были определенные основания подозревать Яу в какой-то корысти. События эти приобрели свой нынешний драматический характер каких-нибудь несколько месяцев назад. До этого они развивались хоть и волнующе, но без всякой двусмысленности. Волнения же начались в ноябре 2002 года, когда, после шестилетнего научного молчания, Перельман внезапно «вывесил» на интернетовском сайте arXiv, где математики и физики публикуют препринты своих статей, чтобы «застолбить» те или иные открытия, свою 39-страничную статью, в которой объявлял о найденном им доказательстве «гипотезы Пуанкаре». (Если говорить точнее, статья излагала доказательство более широкого утверждения — так называемой «теоремы геометризации», которая содержала в себе теорему Пуанкаре как частный случай.)
В своей работе Перельман наметил путь к устранению тех трудностей, с которыми столкнулся Гамильтон и которые так и не позволили ему завершить начатое дело. Одновременно он послал эту свою статью самому Гамильтону, а также своему давнему знакомцу по Нью-Йорку Жэнь Тяню (который с тех пор стал уже профессором Массачусетского технологического института), а также упомянутому выше Яу Чэнь-Туну и еще нескольким видным математикам. Разумеется, поступая так, Перельман сильно рисковал: поскольку его доказательство не было разработано подробно, проверка могла обнаружить в нем ошибки либо же им могли воспользоваться другие, чтобы, заполнив пробелы, выдать за свое открытие. Журналистам из «Нью-Йоркера» Перельман объяснил логику своего поступка характерным для него образом: «Я исходил из следующей предпосылки: если в моей работе допущена ошибка и кто-нибудь использовал бы ее для выработки правильного доказательства, это доставило бы мне удовлетворение. Я никогда не ставил перед собой цель стать единственным обладателем ответа на вопрос Пуанкаре».