Знание-сила, 2007 № 08 (962)

Так впоследствии и получилось, как мы знаем. Армия была удивительная по насыщенности генералами и старшими офицерами, там генералы командовали батальонами, полковники — ротами. Вся привычная субординация рухнула.

Что случилось дальше? Дальше под натиском красных Добровольческая армия была вынуждена покинуть Дон, по крайней мере, города. Было понятно, что превосходящим силам красных противостоять не удастся.

Мы точно знаем, когда начался знаменитый «ледяной поход». Начался он 9 февраля 1918 года, 22-го — по новому стилю. Знаем и место, где было сказано: «Мы отсюда уходим, и будем двигаться дальше», пока еще не определяя конечного пункта этого движения. Это было провозглашено Корниловым со ступенек парамоновского особняка на Пушкинской улице Ростова-на-Дону. Ныне это библиотека Ростовского государственного университета, здание сохранилось в том самом виде, в котором было.

Был спор, куда идти. Корнилов считал, что надо в верховья Дона, там перезимовать и потом уже смотреть, что будет, когда потеплеет. Алексеев, человек более грамотный и в военном отношении, и политически, чем Корнилов, считал, что идти нужно на Кубань. Если уйдем в верхнедонские станицы, могут отрезать — разольется Дон, с одной стороны, с другой — красные захватят железную дорогу, и все, тупик, деваться некуда. И негде раствориться. Вокруг же степи. И неизвестно, как к этим четырем тысячам человек отнесутся в этих станицах, смогут ли прокормить? Очень много вопросов, и потому он настаивал на походе на Кубань — там еще не было большевистской власти, и казалось, что кубанское казачество поддержит.

Так все время казалось, что то донские поддержат, то — кубанские. В конце концов, и решили идти на Кубань. Это и есть «ледяной поход», когда горстка добровольцев с боями прорвалась с Дона на Кубань. Это март — начало апреля 1918 года. Был целый ряд сражений, и в этих сражениях добровольцы неизменно били во много раз превосходящие численно войска красных. Почему, я думаю, понятно. Во-первых, отступать было некуда, шла война на истребление, причем с обеих сторон. Во-вторых, в военном отношении эта армия, хоть и малочисленная, существенно превосходила противостоящие им силы красных.

Поход отличался крайней жестокостью с обеих сторон. Деникин рассказывает совершенно жуткие вещи. Например — это было еще до выхода в «ледяной поход», — начальника железнодорожной станции Матвеев Курган красные зверски мучили, узнав, что двое его сыновей в Добровольческой армии, вспороли ему живот и закопали заживо в землю. Когда его тело выкопали, у него были скрюченные пальцы, и видно было, как он пытался разрыть землю, выбраться оттуда, но так и не выбрался. И вот один из его сыновей видит захваченных большевиков, и он как будто обезумел: схватил винтовку и нескольких из них на месте положил. Он не мог вести себя иначе. У Романа Гуля в его автобиографическом романе «Ледяной поход (с Корниловым)» описан эпизод расстрела пленных красноармейцев. И приходит какой-то офицер и говорит: «Есть ли желающие на расправу?», то есть, есть ли желающие расстреливать. И Гуль уверен, что никто не выйдет, ну как это? Оказывается, были желающие. И каждый из них что-то бормотал в свое оправдание, типа «у меня родных убили» или еще что-то. Добровольцы расстреливали, участвовали в смертной казни. Гуль после «ледяного похода» ушел из Добровольческой армии, потому что этого он не мог принять.

И у Деникина есть замечательный момент в его «Очерках русской смуты». Вот под Калиновской шел довольно ожесточенный бой, и большевики на удивление хорошо сражались. И кто-то из офицеров говорит: «Ну, большевики сегодня просто превзошли самих себя, так доблестно бьются». Кто-то сказал: «Ну, они же русские». И повисла жуткая пауза, вдруг они поняли, что делают.

Но главным ужасом, если переходить от эмоций человеческих и говорить о стратегии, было то, что Екатеринодар, к которому они шли, был захвачен большевиками. И что они идут опять на враждебную территорию, и где-то надо соединиться с кубанским полковником Покровским, но где он, еще непонятно. Подошли к Екатеринодару, начали бои за город. Штурм, закончившийся неудачей, и опять вопрос: что делать дальше? Корнилов со свойственной ему, я бы сказал, упертостью считает: штурмовать город, во что бы то ни стало, взять его, иначе все бессмысленно.

Так или иначе, возможно, Корнилов был и прав, но у всех остальных было ощущение самоубийства, что при этом штурме Добровольческая армия вся и погибнет. И вот знак судьбы: попадает снаряд красных в тот дом, где находится штаб-квартира белых, и убивает одного Корнилова. Совершенно фантастическая история! Чтобы одним этим снарядом был убит командующий!

С другой стороны, это был, как ни цинично звучит в этой ситуации, знак судьбы, который спас Добровольческую армию. Ибо военный совет все- таки принял решение уйти. Не штурмовать Екатеринодар.

И дальше с Кубани они уходят в верхнедонские станицы, соединившись с отрядом Покровского, кубанцы — это еще 3 тысячи человек, и в общей сложности их становится уже около 6 тысяч.