Знание-сила, 2008 № 04 (970)

Вопросы, которые ставит Лоу, относятся и к вечным («откуда взялась Вселенная?», «существуют ли объективные моральные ценности?»), и к тем, которые возникают в современном мире («могут ли машины мыслить?»), и к актуальным этическим вопросам сегодняшнего и завтрашнего дня, таким как «плох ли гомосексуализм?» или «нравственно ли генетическое конструирование детей?». Каждая проблема рассматривается с разных сторон, персонажи редко приходят к согласию, и сам автор редко выносит вердикт: ведь главная цель Лоу - подтолкнуть читателя к самостоятельным размышлениям и самостоятельным оценкам высказанных аргументов.

Конечно, на изложении сказываются пристрастия самого Лоу. Симпатизируя аналитической философии, он с предубеждением относится к Платону, излагая учение о формах крайне упрощенно. Лоу признается, что его не убеждают аргументы Платона. Но в интерпретации Лоу они едва ли кого убедят. В таком случае непонятно, почему Платон стал самым знаменитым философом, как аттестует его Лоу. Лоу часто обращается к религиозной проблематике: существует ли Бог, можно ли примирить благость Бога и наличие зла в мире, является ли креационизм научной гипотезой, может ли существовать мораль без Бога? Но последнее слово в дискуссиях остается за атеизмом, и именно атеизм Лоу провозглашает научной точкой зрения. Однако за тысячелетия споров по поводу теодицеи (совместимости благости Бога и человеческих страданий) появились аргументы, которые Лоу предпочитает не замечать.

ЛИЧНОСТЬ В ИСТОРИИ

Александр Янов

Николай I

«...Было бы Даже неестественно, чтобы тридцатилетний режим глупости, развращенности и злоупотреблений мог привести к успехам и славе».

Ф.И. Тютчев.

«Главный недостаток этого царствования в том, что все оно было ошибкой».

А. В. Никитенко.

Откуда повторяемость?

Если трижды на протяжении четырех столетий возникали в истории России «черные дыры» (космические объекты, в которых исчезает свет), возникали в самые разные исторические эпохи, то как объяснить эту странную повторяемость? Нет слов, тираны нередко являлись в позднее Средневековье в истории любой европейской страны. Вспомните хоть Людовика XI во Франции (которого Монтескье считал родоначальником французского деспотизма) или Генриха VIII в Англии и Филиппа II в Испании. Однако в новое время, в XIX веке, ничего подобного в этих странах не повторилось. Не возникла в них своя «политическая религия», как называл официальную народность ее автор граф Сергей Уваров, не объявила она себя последней истиной, не явился свой прапорщик на троне, как отозвался однажды о Николае Пушкин, - ни в Англии, ни во Франции, ни даже в Пруссии или в Австрии. Нигде, кроме России. Почему?

Каким образом Россия оказалась исключением из правила, и притом единственным, - тут загадка.

Хочу попробовать в ней разобраться. Тем более что никто еще не рассматривал николаевскую попытку вернуть страну в допетровскую Московию как историческую загадку. А именно это я и хочу сделать.

Отлучение от Европы

Можно, конечно, отнести это на счет живучести российского самодержавия, агония которого действительно затянулась в стране надолго, до самого конца ХХ века. Такое соображение, однако, было бы лишь отговоркой, поскольку игнорирует главный вопрос: а почему так надолго затянулся здесь режим неограниченной власти? Самодержавие существовало в России с 1560 года (как я думаю) и по меньшей мере двадцать самодержавных государей сменились на ее престоле за эти столетия. И трое - Иван IV, Николай I и Сталин - умудрились спровоцировать против России европейские коалиции.

Самодержцами - и очень жестокими - были и Петр I, и Екатерина II. Только по какой-то причине никогда не пытались они, в отличие от этих троих, «отрезаться от Европы», по старинному выражению Герцена, противопоставить ей Россию как альтернативную «цивилизацию», но посвятили свое правление прямо противоположному - утверждению России в качестве одной из великих европейских держав. Более того, Петру пришлось приложить массу усилий, чтобы прорвать глухую изоляцию страны, в которую попала она в результате Ливонской войны, затеянной Грозным (в 1570 году Россия оказалась впервые исключенной из европейского Конгресса в Штеттине).

И долго, век с четвертью, продолжалось это унизительное и опасное отлучение от Европы. «Теоретики международных отношений, даже утопические мыслители, конструировавшие мировой порядок, - заметил в этой связи один из лучших американских историков России Альфред Рибер, - не рассматривали Московию как часть Великой Христианской Республики, составлявшей тогда сообщество цивилизованных народов».

Все долгие десятилетия Московия, обязанная своим происхождением Грозному царю, оставалась в Европе, по сути, на правах Оттоманской империи - как чужеродное тело.