Знание-сила, 2008 № 07 (973)

Недоумение Сахарова можно понять. Зельдович был членкором с 1946 года, первым теоретиком атомной бомбы, сталинским лауреатом и Героем Соцтруда. Его очень высоко ценил Курчатов, говоривший «Яшка — гений». Так почему же его в 1953 году забаллотировали в полные академики? Этот вопрос я задавал многим знающим людям. Ответы чаще всего указывали на казенный антисемитизм, то есть на запрет сверху. Такое объяснение, однако, не выдерживало критики. Выборы проходили уже после смерти Сталина, после того как государственный антисемитизм, достигший апогея в «Деле врачей», сник. На тех выборах благополучно прошли несколько физиков еврейского происхождения. И наконец, Курчатов, для которого анкетные данные не имели значения, пользовался огромным уважением...

Так что, похоже, выборы в Академию 1953 года проходили свободней, чем в другие годы, и, стало быть, Зельдовича забаллотировали свободным волеизъявлением академиков, то есть «против» было больше, чем «за». Учитывая рассказанное выше, можно предположить, что одно «против» принадлежало академику Ландау. И это было не просто одно «против». Как известно, антисемитизм бывает не только казенный, но и личный — «от души». А академики — тоже люди, ничто человеческое им не чуждо, в частности, и бытующая кое-где у нас порой неприязнь к богоизбранному, как считается, народу. Если тех, у кого эта неприязнь перевешивает все иные соображения, назвать «настоящими антисемитами», то таковых в Академии наук, по оценке ее президента А.П.Александрова, было семнадцать — по наименьшему числу голосов против любой еврейской кандидатуры. При голосовании по кандидатуре Зельдовича в 1953 году к таким «настоящим» добавились бы те, кто доверился мнению Ландау. Так что же, Ландау несет долю ответственности за неизбрание Зельдовича в 1953 году?

Эту гипотезу подкрепляет рассказ близкого сотрудника Ландау, Льва Питаевского, о следующих выборах 1958 года. Накануне выборов Ландау произнес: «Решено — буду голосовать за Зельдовича». Питаевский изумленно спросил: «А разве были какие-то сомнения в его научном уровне?!» На что Ландау ответил: «Нет, по науке никаких сомнений не было, но академик — должность общественная, для которой важны моральные качества, и тут как раз сомнения были. Но я побеседовал с Зельдовичем, и он дал удовлетворившие меня объяснения».

На выборах 1958 года Зельдович таки стал академиком, вопреки партийному противодействию. За несколько недель до выборов из Отдела науки ЦК наверх ушел донос о «неправильной обстановке» в Отделении физико-математических наук, когда беспартийные ученые противопоставляют «партийному влиянию свой высокий научный авторитет, в особенности при решении кадровых вопросов». «В особенно тяжелом положении», сообщал донос, оказались такие физики, как Терлецкий Я.П., которые «по своим научным заслугам... уже давно должны были быть избраны в Академию наук, однако вследствие необъективного отношения к ним со стороны академиков Ландау, Тамма и Леонтовича они практически не имеют шансов быть избранными». А академик И.В.Курчатов, вместо того, чтобы продвигать правильные кандидатуры, на предстоявшие выборы выдвинул Я.Б.Зельдовича, который — «беспартийный, еврей... по своей общественной деятельности близок к группировке академика Ландау, известен своим национализмом, нигилистическим отношением к методологическим проблемам и необъективным отношением ко многим советским ученым». Поэтому — немудрено — в поддержке Зельдовича «наиболее активна группа, возглавляемая академиком Ландау, который является откровенным националистом (т. Ландау по национальности еврей) и, по данным КГБ, проявляет антисоветские настроения».

Истории не известно, какие чувства двигали пером доносителя, что он именовал «общественной деятельностью» физиков и как совмещал «национализм» с подслушанной тем же КГБ, осенью 1953 года, фразой Ландау: «Насколько египтяне вызывают восхищение, настолько израильтяне являются гнусными, подлыми холуями. Все мое сочувствие на стороне египтян полностью... Израильтяне меня возмущают. Я, как безродный космополит, питаю к ним полнейшее отвращение».

Важно, однако, что беспартийный еврей Зельдович был благополучно избран академиками беспартийными и партийными, евреями и не очень. И значит, антисемитов в Академии было не так уж много. Значит, академики в основном выдержали тест, о котором Андрею Сахарову сказал его учитель Игорь Тамм: «Есть один безотказный способ определить, является ли человек русским интеллигентом, — истинный русский интеллигент никогда не антисемит; если же есть налет этой болезни, то это уже не интеллигент, а что-то другое, страшное и опасное».

Очень может быть, что высокопартийный доноситель и не был настоящим антисемитом, а просто, желая достичь своей цели, выбрал средства, наиболее действенные, по его разумению, для тогдашнего руководства страны. Подобные примеры известны, и поскольку цель не достигалась, то они говорят, скорее, о неповоротливости ума доносителей и о поворотливости линии партии в еврейском вопросе.