Знать (СИ)

Мне повезло — к концу первой недели, как раз в канун Успения Богородицы, форсаунд дал о себе знать писклявым сигналом. Правда, случилось это не в отделении банка (а я их обходил с упорством жадины, ищущего выгодный курс), а в баре на улице Платона. Зашел туда освежиться.

Он сидел в дальнем углу и напивался. Заметно, когда человек напивается. Его интересует результат, а не процесс. Резкие движения, короткий глоток, скорченное лицо — всем видом показывает, что ждет наслаждения, которое вот-вот придет.

А оно не приходит.

Я заказал обычную, белую зиванию — обязательно попробуйте при случае — и сел за соседний столик. Конструкция форсаунда не предусматривала отключения звука, поэтому я погасил прибор совсем.

Выпивоха обратил на меня внимание — такой же остроносый грек, как все, «под сороковник», в легком костюме и рубашке, ворот которой залихватски налез на пиджак. Незнакомец смотрел на меня утонувшими в волне опьянения глазами.

— Только не называйте моего имени, — сказал он, не представившись, глядя на рюкзак, в который я спрятал форсаунд.

— Не буду, — честно ответил я, как подследственный, молчащий не потому, что смелый, а потому что не знает, что сказать.

— Вы из полиции или журналист, я понял. Вы уже неделю ходите по Никосии, здесь все друг друга знают в лицо. И греки, и турки. Вам кажется, что город большой, но чем дольше здесь живешь, тем меньше он становится. Какого черта делать иностранцу в столице, где нет пляжей и приличных отелей? Что-то вынюхиваете. Впрочем, мне все равно. Теперь все равно.

Я представился английским журналистом и расспросил нового знакомого (имя он так и не назвал) о достопримечательностях. Когда осталось на самом донышке, он разговорился сам.

— Меня уволил лучший друг. Вместе росли, учились, работали, и вот он вышвырнул меня, как проститутку из церкви. Просто за то, что я знал о его способностях в математике. Будто дьявол вселился. А у меня жена через месяц рожает.

Они знали друг друга с пяти лет — мой собеседник и некий Амон Гридениз. Одногодки, жили в одном дворе, учились в одном университете. Отец Амона — грек, погиб в пьяной драке с турками, когда сыну было четыре года. Мать-турчанка по полгода работала посудомойкой на британской военной базе в Акротири. Там хоть и военные, зато море с пляжами. Туда на лето приезжал какой-то профессор из Англии, отдыхал. Такая странная прихоть у него была — отдыхать на Кипре под британским флагом. А может, это не простой профессор был, а особенный. В общем, привязался он к маленькому Амону, учил его математике, книжки читал, карточные фокусы показывал. Года три из лета в лето Амон проводил время в компании английского дяди. А потом обокрал учителя — унес наличные, кредитку, драгоценности. Но это так все подумали, что Амон украл. Он говорил — англичанин свернул все на него, мальчишку, а сам проигрался военным в карты. Тем не менее, мать Амона на работу в Акротири больше не брали, и лето он проводил у бабушки в Кирении.

— Он с тех пор мне всякие интересные штуки рассказывал. Из математики, — продолжал незнакомец. — Как быстрее поджарить в тостере и намазать маслом два куска хлеба; про монаха, который поднимался на гору и спускался по тропинке, проходя одну точку в одно и то же время; ну и там: «Загадай два числа, сложи их суммы с произведением, а я угадаю с двух раз». Тогда он казался мне настоящим фокусником. Но недавно Амон выкинул трюк почище.

Незнакомец допил зиванию и попросил бармена повторить. Я тоже кивнул. Собеседник путался в словах и терял ход мысли. Нужно было торопиться.

— С июня нас повысили до старших операторов. Мы после университета в один банк пришли работать, в одно отделение. Пошли праздновать в бар — такой, как этот, только через две улицы отсюда. Начал вязаться к нам турок — учился на курс старше. Мол, давайте поспорим, что у меня в кармане денег больше, чем у вас двоих. В баре человек пятьдесят — местные; смотрят, стыдно показывать свои гроши. А тот парень вообще повернутый на деньгах, машина у него крутая, одевается дорого… Мы, ясное дело, стушевались, включили заднюю. Вдруг Амон говорит: «Спорим!». Уверенно так, будто наверняка знал. И добавил: «Число — это палец».

У нас на два доллара больше оказалось. Я получил деньги от родителей и Амону не сказал. Но он будто знал о заначке, видел меня насквозь. Деньги мы пропили на радостях. Потом выяснилось, что машину тот повернутый брал в аренду на час, чтобы девчонок кадрить. А одевался с чужого плеча — мама шила на заказ первым людям города, и пока обновки не забрали, сынок красовался в них. Деньги у него при себе были немалые, но тоже чужие, как раз для таких споров на публику. Выходит, Амон и его насквозь видел.