Знать (СИ)

Розуменко, Истомин и Дюжик вышли из машины, поблагодарили водителя и закурили. Володя и Аркадий Филиппович жили в одном доме, на съемных квартирах — временном столичном прибежище командиров.

Розуменко приехал за компанию, его дом — двумя кварталами выше по улице.

Подошли трое, один попросил закурить, а получив сигарету, выкрикнул:

— Джордж Вашингтон выращивал марихуану в своем саду!

Дюжик успел сделать два шага вперед и заслонить собой Володю и Степана Романовича.

— Один человек из двух миллиардов живет дольше ста шестнадцати лет! — быстро проговорил Дюжик.

— Джеймс Кук брал в заложники короля острова Кеалакекуа! — заорал Розуменко.

Нападающие оказались внутри защитной сферы. Нанести ущерб не могли, а чужую силу ощущали в двойном размере.

— Это чурки с рынка разбираются, — догадалась Георгиевна, выглядывая из-за дерева.

— Ты слепая, что ли? — поинтересовалась Филипповна. — Это ж сутенеры с клиентами за проститутку дерутся.

Стычка переместилась от мусорных баков к пустой детской площадке.

— Средний айсберг весит двадцать миллионов тонн! — ударил Розуменко.

Противник кубарем выкатился из поля сферы. Остальные согнулись в боксерских стойках.

— На пароходах камбуз размещается сзади!..

— …а на парусниках — спереди!

Первый нападающий достал из кармана картонный прямоугольник и вслух прочитал:

— Размеры обуви придумал Джеймс Смит в 1792-м году.

Защиту прорвало на уровне щиколотки. Пока знатоки справлялись с шоком, боец вне сферы вытащил подельников наружу. Они пришли в чувства и приготовились к атаке.

Но Дюжик залатал сферу постулатом из геометрии Лобачевского. Истомин шепнул медицинскую мудрость, окончательно вернув знатоков в боевое состояние. Из окна кричал Пользун, куривший на балконе. Другие соседи тоже высунулись, наблюдая за странной схваткой и грозясь вызвать варту.

По обе стороны сферы, накрывшей горку-слоника, люди были готовы высказаться в любой момент. Поняв ущербность своего положения, нападающие подняли руки и отступили к подворотне. Конфликт этим бы закончился, но Розуменко гаркнул в запале:

— Канарские острова названы в честь собак, а канарейки — в честь островов!!!

Двое, спотыкаясь отскочили. Третий упал на исходящий паром люк и не двигался.

Истомин прибежал первым: нащупал пульс, посветил в глаза, поднял раненому голову.

— Ну ты, Романыч, шмальнул. Зачем огнестрельным?

— Сорвался, — ответил Розуменко, — очень они мне не понравились.

— Обычные хулиганы. «Хомо гоп-стопус». — Дюжик приковылял последним, его зацепила фраза, которая разорвала сферу.

— Нет, Аркадий Филиппович, не обычные. — Розуменко расстегнул лежащему ворот и залез во внутренний карман. Извлек картонку с записанными знаниями. — У обычных хулиганов нет фраз дальнего действия с отметкой министерства безопасности.

Дюжик мельком глянул на картонку и присвистнул:

— На пару обойм хватит.

Когда Розуменко отошел, Истомин снова взялся осматривать РБСника.

— Да брось его, Володя, — сказал Степан Романович, — свои заберут. Уходить нужно, иначе скажут, что мы напали.

Истомин посмотрел исподлобья. Дюжик забежал в подъезд. Розуменко пошел домой.

— А где проститутка-то? — недоумевала Георгиевна.

— Какая? — удивилась Филипповна.

— Та, за которую сутенеры дрались?

В подтверждение Георгиевна кивнула на площадку.

— Тю, — сплюнула Филипповна, — дурак тебя понюхал, старую. Какие сутенеры? Ты что, не видишь — алкаши это. Пьянь залетная.

Володя дождался «скорую», шепча заклинания из учебника анестезиологии. Помнил не много, но и крохи спасли жизнь.

— Если бы я не верил своим глазам, — удивлялся хирург в неотложке, — то сказал бы, что в него стреляли из пистолета. Но раны нет. Очень странно.

В ту ночь Истомин в одиночку выпил две бутылки коньяка. К такому лекарству не прибегал лет десять. Наутро твердо решил вернуться в Харитонов и покончить с карьерой знатока.

«Хватит общественной деятельности. Какое врачу дело, кого лечить — знающих или невежд? Больны все, а кто думает иначе, тот — недообследованный.

Нечего врачу делать в штурмовом отряде».

Дюжик домой не собирался. Жена заочно подала на развод, Аркадий Филиппович заочно согласился. При этом чуть ли не каждый день созванивались и мило обсуждали раздел имущества. Интеллигентные люди, что говорить.

Лучшим другом Аркадия Филипповича стал Ростик. Они притягивались, как разноименные заряды — пожилой к молодому, мягкий к грубому, сдержанный к резкому. Дружбой их отношения назвать сложно, но в любом споре они стояли на одной стороне.

Впрочем, случались и разногласия.

— Как ты не понимаешь, — говорил Ростик, — если мы начали борьбу, нужно идти до победы на выборах. Нельзя сейчас отпускать власть, правильно говорит Розуменко. Пусть люди проголосуют, а там посмотрим.

— Я все прекрасно понимаю, Рост, но не согласен с такой категоричностью. Что нам принесет гражданская война? Злобу, кровь и разруху, чего у нас и так полно. Мы-то думали, что сможем доказать правоту силой, не верили, что сила обернется против нас. Сегодня они своих знатоков нашли, завтра наших переманят, кого больше — неизвестно.