Как бы она ни кутала свое лицо, как бы ни опускала глаза, не узнать сестру он не мог. Потому вернулся к нетерпеливо поджидавшим его Лозе и Аваджи с сообщением:
– Анастасия у него!
Весть об этом не застала Аваджи врасплох, но всё равно поразила в самое сердце: его жена живет с Джурмагуном!
Умом он понимал, что, оставляя её у себя, тот не интересовался желанием самой Анастасии, но от собственного бессилия, мучимый страшными муками, всё же пытался усмотреть в том и её вину.
Аваджи мысленно застонал. Стон его товарищи не услышали, но взглянули на него с сочувствием, представляя, какие мысли его сейчас гложут.
За те три дня, что они провели вместе в дороге, Любомир успел привязаться к мужу своей сестры. И теперь, глядя на его закаменевшую в отчаянии спину, он никак не мог подобрать для него слов утешения. Но и укреплять его в недовольстве Анастасией он тоже не хотел, ибо был уверен: сестра в происшедшем не виновата.
Перед Любомиром как наяву встали глаза Анастасии, невыносимо бесчувственные и пустые. Это было так непохоже на неунывающую, жизнерадостную Анастасию! Когда она узнала брата, на мгновение в них зажегся радостный огонёк, но тут же погас, как будто молодая женщина вдруг осознала невозможность их встречи и собственного спасения… Чем же это чудовище-монгол её испугал? Или опоил?
Любомир так и сказал вслух. Для Аваджи.
– Она сидела, будто истукан. Даже виду не подала, что меня узнала. Так выглядит человек, у которого вынули душу…
– И память, – едко добавил Аваджи. – Значит, она забыла не только меня, но и тебя.
– Ты несправедлив, друг мой, – мягко вмешался Лоза. – Такое можно сказать о любой другой женщине, но не об Анастасии.
Они сидели втроем в одной из комнат боярского дома, которую любезно предоставил им старый боевой товарищ Лозы.
Им было предложили по комнате каждому, но лебедяне отказались: в этой одной им ничто не мешало обсуждать между собой события, ради которых они и прибыли.
– Надо придумать, как подобраться к шатру и поговорить с Анастасией. Вдруг ей разрешается ходить по куреню. Мы бы раздобыли ещё одну лошадь и ждали её поблизости…
– Я могу встретиться с нею, – проговорил Аваджи.
– Как ты это сделаешь? – спросил Любомир.
– Очень просто, как все остальные воины.
– Это опасно, – покачал головой Лоза, – ведь твои соратники считают тебя мёртвым.
– Всё равно, появление в стане для меня куда безопаснее, чем для любого из вас. Кроме того, далеко не все видели меня погибшим. А другие вообще не знают, что я участвовал в том поединке.
– И когда ты собираешься идти в курень? – поинтересовался Любомир.
– В тот час, когда Джурмагун будет обходить посты.
На самом деле Аваджи вовсе не был так уверен в успехе, как хотел показать. Но он знал одно: жизни не пожалеет, чтобы вызволить Ану!
Он шагал по монгольскому стану нарочито деловым шагом. Совсем недавно Аваджи и сам был звеном цепочки связей и обязанностей: десятка-сотня-тысяча-тумен. Или, по-монгольски, тьма…
А ныне, смешно сказать, он здесь никто. Вражеский лазутчик, хотя его дело никакого отношения к войне не имеет. Он лишь пришёл за тем, что принадлежит ему.
Аваджи знал, что поблизости от шатра Джурмагуна раскладывают обычно небольшую хозяйственную юрту, в которой хранятся личные припасы багатура. Хотя он в еде крайне сдержан, но Бавлаш всегда следит, чтобы пища Джурмагуна была всегда свежей и лучшего качества. В этой-то юрте Аваджи и решил до времени спрятаться.
Сейчас он присел посреди берестяных коробов и чувалов с мукой, рисом, вяленым мясом и прочим, так, чтобы сквозь щель полога ему был виден вход в шатер.
К счастью, ждать пришлось недолго. Привычки Джурмагуна не изменились посты он обходил обычно в одно и то же время.
Тургауды, караулившие вход в шатёр, тут же расслабились. Да и кого им было охранять теперь? Наложницу? Она никуда не денется.
Аваджи змеей выскользнул из юрты и в броске прокатился по снегу так, что оказался вне видимости тургаудов, у дальней стенки шатра.
Он стал кинжалом рыть под этой стенкой, стараясь как можно меньше шуметь. На мгновение мысль, что Ана услышит эти звуки и поднимет переполох, бросила его в жар. Тогда он пропал. Тогда пропало всё то, что они задумали. Но изнутри не раздавалось ни звука.
Он копал как одержимый – счастье, что земля не была слишком твердой, а то он наверняка привлёк бы чьё-то внимание стуком.
Выкопав ямку под стеной, он приблизил к ней лицо и позвал свистящим от волнения шепотом:
– Ана! Ана! Ты меня слышишь? Это я, Аваджи!
– Слышу. Здравствуй, Аваджи.
И это всё? В её голосе не прозвучало даже радости. По звукам, доносившимся из шатра, он понял, что она не кинулась на его голос, как сделала бы прежняя Ана, а лишь медленно подошла.
Но он приказал себе, пока все не выяснит сам, не думать о плохом. И потому спросил:
– Тебе разрешают выходить из шатра?
– Разрешают.
– Ты знаешь, где юрта для припасов?
– Знаю.
– Тогда выходи из шатра и прогуливайся в сторону юрты. Я буду ждать тебя в ней.
– Хорошо.