Знатная полонянка

Сметюха, когда при нём боярышня первый раз в голос крикнула, от неожиданности едва с коня не упал.

– Разве тебе никогда в голос кричать не хочется? – спросила его Анастасия.

Тот смешался, но ответил честно:

– Хочется. Да что люди подумают? У отрока совсем голова худая стала. Орет, точно кабан резаный…

Анастасия расхохоталась.

– Выходит, и тебе кажется, что я ору свиньей резаной?

– Господь с тобой, боярышня, как бы я посмел?

– Зазнался ты, Сметюха, – вздохнула девушка, – забыл, как в детстве в крапиве тебя валяла? Смотри ужо!

Отрок ещё колебался: одно дело детьми с горки кататься, и другое, когда перед тобой девка на выданье. Красивая, глаз не оторвать!

– Ладно, раз ты такой серьезный стал, принуждать тебя не стану – не хочешь, не кричи. Но и ты никому про меня не сказывай.

– На дыбе пытать зачнут, жилы рвать – промолчу! – горячо поклялся Сметюха.

Анастасия засмеялась:

– Авось, до того дело не дойдёт.

Но тайна, которая с тех пор связывала отрока с боярышней, сильно подняла его в собственных глазах.

А ещё Анастасия боялась грозы. Наверное, потому и жеребца Громом назвала, в насмешку над своими страхами.

Ее любимая нянька Дороша сказывала, что молнии на небе во время грозы означают: бог Перун разъезжает в своей золотой колеснице и мечет золотые стрелы в отъявленных грешников.

– Какой такой Перун? – озлилась тогда Настасьина матушка Агафья. – Совсем старая свое место забыла! Услышит святой отец, что малое дитя вещает, анафемой заклеймит! Един у нас бог, доченька, запомни, един!

Матушкины слова Анастасию не убедили. Она почему-то больше верила няньке. Перун ездит по небу, Перун! Нет-нет, да и рассказывала челядь: то одного молнией убило, то другого… Потому, когда начиналась гроза, Анастасия плотно закрывала окна в терему, падала на колени и молилась. Кому? Перуну. Просила его простить за свои прегрешения. И Иисусу Христу молилась – просила у него прощения за то, что в таких делах, как гроза, считает всё же Перуна главнее.

А ещё Анастасия боялась смерти. Она с изумлением и недоверием вглядывалась в лица людей, которые говорили о собственной кончине как о чем-то само собой разумеющемся.

– Как ни ликовать, а смерти не миновать! От смерти ни крестом, ни пестом! От смерти и под камнем не укроешься!

Умом Анастасия их понимала, а на сердце как-то не ложилось. Ладно, когда-то она состарится и умрет, но теперь, в расцвете молодости… Мысли эти приходили к ней не просто так, тоже навеивались рассказами, что слышала она от челяди.

На этот раз диковинную историю поведала челядинка Ядвига. Жила когда-то на свете королева Гризельда со своим любимым мужем Торольвом в большом каменном замке. Напали на страну варвары, разбили войско, которое вел отважный Торольв, и самого короля убили. Подступили к замку, в котором ждала мужа Гризельда.

Как получила страшную весть молодая королева, прижала к себе малолетнего сына и прыгнула с самой высокой башни замка на острые камни…

Анастасия, глядя из окна своего девического терема, думала об этой истории и спрашивала себя: "А ты сможешь из окна прыгнуть?" И понимала, что не сможет.

В своих мыслях Анастасия никому не признавалась, но очень переживала, что она – слабая, нерешительная и трусливая. Что уж и нашёл в ней князь Всеволод?

Анастасия лежала под пологом для чёрных слуг и никак не могла заснуть, хотя устала так, что ни рук, ни ног не чувствовала.

Проклятая Эталмас – старшая жена Тури-хана – чересчур бдительно надзирала за чёрными рабынями.

– Каждый должен зарабатывать свой хлеб, – бурчала она, – а эти бездельницы целыми днями только и ждут, чтобы пристроить где-нибудь свои ленивые задницы!

Потихоньку Анастасия постигала язык своих пленителей. Немало помогала ей в том и недавно появившаяся у неё подруга, булгарка Заира. Так звали её в курене Тури-хана.

– Как тебя дома звали? – пыталась дознаться у неё Анастасия.

Лишь на мгновение словно темное облачко набежало на чело Заиры. Но она тут же встряхнула головой и громко рассмеялась.

– Не помню. У меня нет никакого вчера, есть только сегодня.

Кажется, Заира знала все языки на свете, потому что легко общалась и с китайцами, и с кипчаками, и с монголами.

Жила Заира в желтой юрте вместе с другими пленными девушками, которые служили для ублажения нукеров Тури-хана.

Эталмас и сюда запустила свою жадную руку. Джигитов к девушкам стали пускать за плату. В зависимости от красоты рабыни колебалась и плата: от десяти до пятидесяти серебряных монет.

– Мало, но что поделаешь, – рассуждала Эталмас. – Всё-таки нукеры мужа.

Жаловаться на ханшу никому и не приходило в голову. Все знали, что она мстительна. Нашепчет что-нибудь повелителю, будешь готов не то что десять серебряных монет, десять золотых заплатить, только чтобы она тебя простила.

Нукеры презирали девушек желтой юрты. Всех, кроме Заиры. Как она сумела покорить суровые сердца багатуров, Анастасия не знала. И не спрашивала, чтобы не обидеть подругу. Если подобно Гризельде не можешь броситься вниз с высокой башни или хотя бы заколоть себя кинжалом, как сделала в прошлом месяце одна из девушек желтой юрты, терпи и живи, как можешь!