Зной

Арабелла закинула руки за голову и, лежа в пряной траве, радостно и печально ощущала всю молодость и зрелость своего искушенного, ухоженного тела, которое трепетало в ожидании опытных и любящих мужских рук, уверенных в своей правоте, которые могли бы по-настоящему покорить ее и позволить ее жизни нежиться в ласковых водах долгой спокойной любви… Она смотрела на легкомысленных, полных непонятных желаний бабочек, которые перелетали с цветка на цветок, и думала о жажде приключений и опасных авантюр, которая томила ее с тех пор, как она выпорхнула из родительского дома, и постепенно сделала ее саму похожей на бабочку. И вот теперь ей все сложнее возвращаться в этот дом, который всегда был безупречной формулой уютной сдержанности и целесообразности, в котором все – от улыбки миссис Пенлайон и кремового платочка, выглядывающего на положенные три дюйма из нагрудного кармана мистера Пенлайона, до спокойного матового сияния фамильного серебра – было приправлено тем «сливочным английским обаянием», которым ее перекормили еще в детстве.

Лишившись надежной защиты перламутровых ложечек для икры и дорогих переплетов от Aspreys, тускло светящихся золотом в сумраке семейной библиотеки, Арабелла беззаботно порхала в потоках свободы, пока не осознала, что ее накрыла прозрачная сетка чьего-то сачка.

Она вернулась, надеясь, что старый дом простит измену и снова приютит ее, но теперь покоя ей не было и здесь. А бабочки все порхали над ее головой, вот прилетела и опустилась на ветку жимолости прозрачная стеклянница – и Арабелла вновь забыла обо всем на свете, заглядевшись на тонкие бледные жилки крыльев, удерживающие фрагменты миниатюрных витражей.

Полуденный зной сделал ее мягче воска, ей не хотелось ни о чем думать, но все же она решила, что тоже напишет Дэну письмо. И в нем будет много холодных, правильных слов.

…Внезапно она подумала, что дома ее уже ищут: мама, чья тщательно выутюженная корректность никогда не позволяла ей донимать Арабеллу расспросами, и так уже подозрительно смотрит на нее, стараясь понять, почему ее жизнерадостная дочь, которая, приезжая домой, обычно подтрунивает над нею и отцом, в этот приезд хандрит и вот уже третий день цепляется за любой предлог, чтобы уединиться.

Возвращаясь к дому по аккуратной дорожке, украшенной с двух сторон ленточками низких, бархатных маргариток, Арабелла окончательно решила расстаться с Дэном, чтобы не ломать ему жизнь. Пусть он вернется к своей нескладной Виви и пусть они оба будут счастливы!

Но выйдя из-за розария, она сразу увидела его… Дэн стоял на крыльце дома и, улыбаясь, что-то рассказывал ее отцу. Бежать было поздно, да и глупо. Стараясь сохранять беззаботный вид, она подошла и, приветливо поздоровавшись с Дэном Хэшебаем, невозмутимость которого была еще более крепкой выдержки, чем ее беззаботность, поднялась по ступенькам и скрылась в доме.

Захватив с собой ноутбук, она поднялась наверх и попыталась сосредоточиться на работе, не обращая внимания на колотящееся сердце.

«Алина не любила одеваться по утрам. Если позволяла погода, она выходила в сад, окутанная лишь благородным флером цветочного аромата. Все ее любимые духи были гаммой какого-нибудь одного цветка, чистой гармонией его цветочной души. Алина присела на край ванны, совершила несколько только ей понятных, таинственных прикосновений – и ее тело окутал невидимый глазу туман. Сегодня она выбрала Hiris – слитое воедино масло белого и черного ириса вырвалось из флакона, и она прикрыла глаза, наслаждаясь всеми оттенками, которым так богат этот густой жаркий запах. Цветок, земля, шоколад, мед, корни и дерево… Ее обоняние, искушенное жизнью в саду, безошибочно перебирало все нюансы живого, страстного аромата».

__________

Арабелла остановилась. Она не знала, что будет дальше…

Когда сама жизнь казалась ей увесистым фолиантом, полистав который можно найти множество занимательных сюжетов для еще не написанных книг, все было проще. Но сейчас… Как быстро все поменялось местами! Теперь она не знает, как быть со своей жизнью, и пока не узнает, кажется, не сможет написать больше ни слова.