Зной

Дэн взял ее за руку – они шли, осторожно ступая, над разложенными на циновках и прямо на красноватой земле гроздьями бананов, огненными шарами апельсинов, желтыми, сочными гуайявами. В медных мисках шуршали орехи, перебираемые ловкими черными пальцами в блестящих кольцах, скалили красные зубы гирлянды острого перца, горки луковиц были похожи на огромные муравейники. На подстилках из пальмовых листьев лежали знакомые и незнакомые ей чудеса этой плодородной земли. Время от времени Дэн останавливался и, приседая на корточки, указывал ей на что-то, лежащее между бобами и земляными орехами: «Посмотри, это кассава, это симсим, а дальше – видишь? красно-коричневое? – сорго. А это маис, здесь он белый, а вон там – желтый». Потом они оказались в рыбных рядах, где на Арабеллу большими перламутровыми глазами глядели сверкающие чешуйками всевозможные «омены» и «телапии», жирные и тощие, огромные и совсем маленькие.

Засмотревшись, Арабелла не заметила, как выпустила из своей руки пальцы Дэна – теперь она стояла одна посреди сверкающей, шумно дышащей площади и растерянно оглядывалась по сторонам, надеясь, что Дэн, оттесненный от нее толпой, сам увидит ее. И вдруг сидевший у самых ее ног огромный негр раскрыл свои пухлые, похожие на розовый цветок губы и запел что-то, видимо, на суахили, отбивая пальцами ритм на черном, похожем на барабан, животе. Арабелла улыбнулась ему и, ища глазами Дэна, хотела пойти дальше, но вдруг негр сжал ее запястье своими огромными пальцами и запел по-английски, ритмично раздувая то щеки, то живот и непристойно двигая бедрами:

– Улыбнитесь, мадам,
будьте так любезны,
уделите внимание нашим прилавкам.
Тут счастье навалено грудами.
Ах, мадам, почему вы скривились?
Ай, ай, ай!
Неужто жизнь – это уксус?
Где еще купит мадам подобные фрукты?[45]

Двигаясь все быстрей и быстрей, толстый негр, не отпуская руки Арабеллы, которая уже начинала сердито отдергивать ее, беспомощно оглядываясь по сторонам, удивительно легко вскочил на ноги. Их уже успела окружить толпа темнокожих зевак, которые, позвякивая кольцами на шеях, запястьях и щиколотках, ритмично переступали, подпевая тому, кто держал ее за руку. «Ойо, хе, ле, ле, о-цо!» – выкрикивали они, а толстяк продолжал:

– Нет, слишком дорого,
да что вы, мадам,
улыбнитесь скорей, улыбнитесь,
уделите внимание нашим прилавкам,
тут счастье навалено грудами!
Белая леди не хочет смеяться,
фыркает:
отстань, ничего не хочу!
Но, мадам, тогда, может быть, папайя,
папайя и сладкие бананы?
Ручаюсь, мадам и представить себе не могла
такую здоровенную фигу.
До чего же она толстенная!
Не смущайтесь, мадам,
она прикрыта листком.

Пропев это, негр повернулся к ней спиной и сделал какое-то непристойное движение, отчего стоящая к нему лицом публика еще громче закричала свое «Ойе! Ойе!» и восторженно заулюлюкала. Воспользовавшись тем, что негр выпустил ее руку, Арабелла с трудом вырвалась из плотного круга зевак и побежала вдоль рядов. А вслед ей неслось:

– Белая леди удирает по площади
топ-топ-топ, чтоб-тебя-чтоб!
Голос торговца летит по пятам.
Ах, мадам, не раздражайтесь,
лучше пристойно скажите «гудбай».
Даже голые попки наших персиков
жаждут поцелуев, мадам.
Ай, мадам, ай, ай, ай!
Мадам не желает наших гуав?
Даем гарантию, мадам, —
Они весьма помогают от нервов!

Дэн разыскал ее спустя полчаса: Арабелла сидела под навесом из дранки и пила что-то, рекомендованное ей хозяином, маленьким высохшим старичком, как «змеиная настойка» – ничего другого у старичка не было. На закуску ей были предложены жареные водяные клопы и связка сушеных жаб, но Арабелла решила, что и змеиной настойки для начала достаточно.

– Где ты была? – взволнованно прокричал Дэн, увидев ее.

– Изучала местный фольклор.

– Я не шучу! Я уже обратился в полицию. Ты, что, не понимаешь: торговля людьми здесь все еще в порядке вещей!

– Я действительно не понимаю, где ты был весь этот час, пока надо мной глумилась стая черномазых обезьян, – неестественно спокойно ответила она.

– Арабелла, мы не одни!