Знойные ветры юга ч.1

— Отличная новость, — белозубо улыбнулся Зван. — Не знал. Надеюсь, у нее будет мальчик.

— А мы-то тут все как надеемся, ты себе просто не представляешь, — хмыкнул в ответ Юдикаэль. — Эти дурни разорвут королевство отца на куски еще до его смерти. Франки никогда не умели договариваться.

— А как будешь договариваться ты сам с королями Корнуая и Бро Вароха[4]? — пристально посмотрел на него Звонимир. — С новым-то оружием…

— Я вырежу их роды до последнего человека и поставлю в тех землях своих графов, — хищно улыбнулся король. — А потом приму титул Руэ Бриж, верховный король всех бретонов!

— Отличная мысль! — изобразил неописуемый восторг Звонимир, вспоминая, что набожный король был когда-то монахом. — Я восхищен твоей мудростью! Предлагаю за это выпить!

— А ты привез? — жадно зашевелил усами Юдикаэль.

— Обижаешь! — развел руками Звонимир. — Владыка Григорий благословил. Лично!

— Слава святому Бриаку! — перекрестился король. — Владыка Григорий — настоящий святой подвижник в вашем море язычества. Воистину, только святой может сделать такое забористое пойло.

* * *

В то же самое время. Вилла Клиппиакум (совр. Клиши, Париж). Королевство Нейстрия.

Веселье и обожание подданных — это верный признак победы, а тяжелая тоска и мрачное одиночество — спутник любого поражения. Вилла Клиппиакум была мрачна, как никогда. Последний раз франков так били лангобарды лет сорок назад. Армия Австразии осталась в северной Италии почти вся. Те немногие счастливцы, кто вернулся из того похода, уже глубокие старики. И вот опять…

Дагоберт, мужчина в самом расцвете сил, словно постарел лет на десять. Он пил. Пил с того самого дня, когда прискакал сюда, как побитая собака. Его и его лейдов спасли хорошие кони, а вот пехоте пришлось туго. Их гнали, словно оленей. Франки шли лесными дорогами, заваливая их за собой стволами деревьев. Но это спасло их лишь от конницы, а вот легконогие отряды голых по пояс мальчишек с дротиками и луками превратились в сущий кошмар. Они бегали не хуже аварских коней, но упавшие лесины не мешали им совершенно. Перевитые сухими жилами пацаны бились так, как не каждый воин умел. В прямой бой они старались не вступать, и разили франков издалека. До земель алеманнов дошли немногие, а те, кто дошел, сгинул там. Предатель Хродоберт взбунтовал Эльзас. Пробились только сильные отряды, что прошли до дома там, где их не ждали. Вот так вот. Он, король франков Дагоберт, совершил невозможное. Он потерял сразу две армии — и Нейстрии, и Австразии. Да, и армию Бургундии, пожалуй, тоже. Вместе с самой Бургундией…

Этот груз был так тяжел, что король сорвался. Он пил несколько недель. Пил до тех пор, пока туман беспамятства не загонял боль потери куда-то очень глубоко. Он приходил в себя то ночью, то днем, и пил снова, потому что начинало щемить где-то слева, а в каждом взгляде ему виделось презрение и укоризна. Он пил, отдавая в пьяном угаре приказы о конфискациях. Он приказал грабить монастыри, когда камерарий[5] сказал, что казна пуста. Ему просто неоткуда было больше взять денег. И даже не с кого… Вой в Нейстрии и Австразии стоял страшный. Сразу тысячи семей потеряли кормильцев. Когда еще франкские роды дадут новых воинов? Ведь он даже презренным бретонам отомстить не может, а это и вовсе немыслимый позор…

— Может, хватит пить? — Нантильда холодно смотрела на него в тот день, когда король ненадолго пришел в себя. — Я велела увезти все вино. Его тут вообще больше нет. Ни капли.

— Как ты смеешь? — лицо Дагоберта исказилось от гнева. — Ты кто такая? Ты служанка! Ничтожная тварь! Наложница!

— Я ношу короля или королеву, — спокойно ответила Нантильда. — Ударь! Ну же! Ведь это так легко!

— И ударю! — приподнялся на локте Дагоберт. — Забылась, сука? Так я тебе напомню твое место.

— Тебе это не поможет, — Нантильда побледнела, но не тронулась с места. — У тебя один сын, а вокруг враги. Избей меня, и я потеряю ребенка. Твой род может прерваться от любой простуды.

— Убью! — Дагоберт поднял кулак, но ударить не смог. Не потому, что ему было жаль жену, вовсе нет. Короли франков редко ограничивали себя в такой малости. В ее словах была холодная логика. Один сын — это почти ничего. Тут она права. Он не может ее избить, как бы ни хотелось.

— Пошла вон, стерва! — махнул он рукой.

— Не пойду, — спокойно ответила Нантильда.

— Почему это? — Дагоберт посмотрел на нее с немалым любопытством. Он так удивился, что даже сердиться перестал.

— Я знаю, что нужно делать, — ответила Нантильда, понемногу повышая голос. — Если не делать ничего, как сейчас, то через пару лет убьют тебя, меня и нашего ребенка. И эту деревенскую дуру Рагнетруду с сыном тоже убьют. Нас просто зарежут убийцы. Их пришлет герцог Само, или твой брат, или эта сука Клотильда… Да мне все равно кто. Я хочу жить.

Она перешла на крик.

— Понимаешь, ты! Я хочу жить! Жить! Половину королев франков убивают, еще половина заканчивает свою жизнь в монастырях. Тех, кто умер счастливыми в своей постели, по пальцам пересчитать можно!