Знойные ветры юга ч.2

— С личным составом надо работать! — важно поднял палец жупан. Любимая присказка князя, которую он слышал неоднократно, поразила его в свое время своей точностью и простотой.

— Обними хоть на прощание, пень ты бесчувственный! — пустила слезу жена. — Я тут сколько дней одна буду.

— Чего это я бесчувственный? — Любим обнял жену, не забыв на прощание как следует облапить пышные телеса. — Все! Бывай! За ключницей пригляди покрепче. Что-то уж слишком довольная ходит, стерва. Не иначе, харчи из погреба таскает.

— Пригляжу! — поджала губы жена и опустилась на лавку, потирая низ живота. — Тянет что-то сегодня сильно. Вернись поскорее, Любим, ведь мне рожать скоро.

— Вернусь! — Любим вышел из избы и плотно притворил дверь. — И не волнуйся так. Я тебе повитуху с лицензией из самого Новгорода выписал. От нее точно толку будет больше, чем от меня.

Колючий ветер, словно глумясь, бросил ему в лицо горсть сухой ледяной крупы, и Любим поморщился. Погода дрянь, но делать нечего. Он свои земли объезжал регулярно, и за порядком следил тщательно. Не приведи боги, ревизор из Братиславы чего непотребное увидит, и самому боярину Люту доложит. Так ведь можно и боярской шапки лишиться. Случаи бывали… А ему, Любиму, шапка эта очень к лицу. Так ему жена сказала.

Дворовые парни были уже готовы, чай не в первый раз едут. Они запрягли коней, уложили в сани копья, сабли, луки и хозяйский арбалет. И на волка нарваться можно, и на залетную банду германцев. И бавары, бывает, балуют, и тюринги, и словене с севера набегают. Это же самая граница. Правда, сейчас балуют куда меньше, чем раньше. Герцог Теодон рубежи строго блюдет, а особенно лихих графов и вовсе волкам на корм пустил. Но бывает всякое…

Дворовые были в толстых тулупах, которые охотничья стрела не возьмет, в меховых шапках и коротких валенках, обшитых по низу кожей. Ох, и хороша обувка! Лучше нет по такой погоде! Говорят, в Драгомирове шерсть валяют на государевой мануфактуре. Туда ее обры каждую весну и осень возами везут, а назад эту вот обувку забирают и торгуют ей потом в Братиславе и Новгороде на торге. Чудные дела творятся! Ведь едва десять лет прошло, как всадники тот городок вчистую разорили, а теперь не разлей вода с тамошними мастерами. Вон чего княжье серебро с людьми делает, раз людишки вековую ненависть позабыли.

Сани были запряжены тройкой. Такое только знатные люди могли себе позволить. И быстро, и красиво и по богатому. Пристяжные кони, перевитые затейливой упряжью, картинно выгибают шеи в стороны, вгоняя в оторопь лесную деревенщину.

— У-ух! — Любим предвкушал то удовольствие, что получит и от гонки по едва припорошенному снежком льду, и от завистливых взглядов родовичей.

— Н-но! — скомандовал кучер. — Пошла, родимая!

Кони тронулись не спеша, понемногу набирая ход. Они шли ровно, не тряско, и Любим укрылся медвежьей шкурой, что спасала от лютой стужи. Ехать недалеко. Первый староста жил в часе пути. По дороге жупан пару весей посетит, поболтает с родовичами, примечая все вокруг. Добрый хозяин знает, когда и что посмотреть нужно. А потом он поговорит со старостой, удивляя его своей осведомленностью в мелких, казалось бы, делах. А почему нет! Пусть не расслабляется!

У старосты Любим оказался как раз к обеду. Крепкая изба с печной трубой сразу выдавала его жилище. Тут его не ждали, и по двору забегали заполошные бабы, отпирая погреба, откуда понесли провесные окорока, сало, грибы и квашеную капусту. Сам жупан в гости прибыл, как-никак.

— По добру ли доехал, боярин? — коротко поклонился староста.

— Да слава богам, Тишила, — ответил Любим, кивая своим людям. Они тут заночуют.

— Откушай с нами, — сказал староста. — Ты по делу какому или с обычным объездом?

— И по делу тоже, — ответил Любим. — Сооруди пока чего покрепче.

— Сделаю, боярин, — понятливо кивнул староста. — Может с дорожки настойки? У меня есть! Из самой Братиславы! Как знал, берег для такого случая.

— Можно, — довольно кивнул Любим.

Он осушил чарку одним глотком и довольно крякнул.

— Хороша!

Они сели за стол, который две жены старосты забросали едой и закусками в мгновение ока. Любим навернул на вилку копченый свиной окорок, порезанный тонко, словно бумажный лист. Тут, в лесу, тоже знали городское вежество, и руками не ели. Только если темные селяне, особенно из тех, кого сюда княжьи люди на поселение пригнали. Окорок был хорош! Вторая чарка пошла под соленый груздь и кашу, а третья — под белужий пласт с черной икоркой. Солью местный староста обижен не был.

— Я к тебе чего приехал, Тишила, — жупан сыто рыгнул и откинулся на спинку скамьи. — Дело у меня к тебе есть. Если выгорит, то и тебе, и мне, и нашим внукам хватит.

— Что за дело? — насторожился староста.

— У тебя конопля тут растет?

— Само собой, — удивился староста. — А мешки и веревки мы, по-твоему, из чего делаем? Да и рубахи с портами тоже… Лен да конопля…

— Думаю я одну весь целиком на выращивание конопли перевести, — сказал Любим.

— Чего? — неприлично раскрыл рот староста. — А жито как же?

— А жито из других весей им на прокорм давать, — пояснил Любим.