Зодчие

Андрей рассказал о странствиях с Булатом, о том, как печально они закончились. Оказалось, что нищие слыхали о Булате, не раз стояли на папертях построенных им церквей. Слушая повесть Голована, смягчился даже суровый Лутоня, а суровость его была не от природы: ожесточила его жизнь.

Правдолюбец, прямой и искренний, холоп князя Вяземского, Лутоня смолоду восстановил против себя боярского тиуна.

Тиун Аверко брал, как говорится, с живого и с мертвого, жадности его не было предела. Он установил двойной оброк: один в пользу князя, другой в свою собственную.

Против лихоимца смело поднял голос Лутоня. Не раз он обличал тиуна при народе, а потом его же жестоко наказывали батогами.

Лутоня не унялся.

"Доведу самому князю про злые деда Аверки!" - решил мужик, сбежал из вотчины и пешком отправился в Москву за правдой.

Аверко узнал от доносчика о затее холопа и принял свои меры. Он опередил Лутоню и первый явился к Вяземскому с тяжелыми обвинениями против беглеца.

"Лутоня - дерзкий бунтовщик! - уверял князя тиун, подтверждая свою ложь клятвами. - Он супротивник боярской власти и перед убегом хвалился, что волшебством твою княжескую милость изведет: для того и на Москву подался..."

Верные слуги князя схватили Лутоню у заставы. От него и под пыткой не могли вынудить признание, что он злоумышлял против князя, но все же мужик был приговорен к тяжкому наказанию: Лутоне выжгли глаза.

С тех пор слепец Лутоня пристал к нищей братии и уже много лет бродил по Руси, обличая боярскую неправду.

Но к простым и особенно к гонимым старый Лутоня был добр. Подозвав Андрея, слепец ласково провел шершавой ладонью по его лицу, по голове и тихо сказал:

- О, да ты еще совсем молодой, паренек! А горя, видать, досталась на твою долю немалая толика...

Осмелев от ласкового приема, Голован признался:

- От одного полону спасся, в другой попал нежданно-негаданно...

- Как это? - насторожились нищие.

- А так: схватили меня люди князя Артемия Оболенского и силком забрали в холопы...

- Ах, проклятые! - возмутился Лутоня. - И ты дался?

- Как не даться, когда их десятеро, а я один!..

При живом участии слушателей Голован рассказал историю своих злоключений. Конец рассказа вызвал одобрение Лутони.

- Так и ушел, баешь?47 - Лутоня подтянул Андрея и радостно гладил его темные непокорные волосы. - И пятки чесноком смазал? Ох-хо-хо! Молодчага!.. Сгореть бы дотла разбойничьему гнезду!

- Не желай другому, чего себе не желаешь!

- У меня вотчины нет, дед Силуян! - озлился Лутоня. - Мои хоромы посередь пустого двора горница, ветром обгорожена, облаком покрыта. У меня гореть нечему! Ненавижу князей да бояр, и слово мое таково: укрыть парня!

- Само собой, укроем!

* * *

Наутро Андрей, преображенный, шел с артелью деда Силуяна. Его одежду запрятали по котомкам, а самого обрядили в лохмотья. На лбу его Силуян искусно вывел морщины, щеку обвязал тряпицей. Голован скрючился и хромал, опираясь на клюку.

Нищая братия шла в Муром; дорога вела мимо вотчины Оболенского. Голован боялся; спутники успокаивали его:

- Да тебя нипочем не признать! Совсем другой человек стал. И кто помыслит, что ты под ихний тын сунешься!

- Разве по глазам? - догадался Силуян. - А мы вот как сделаем...

Когда они подходили к усадьбе, старик вывернул Андрею веки, и тот притворился слепым.

Около усадьбы нищие остановились и жалобно запели. Им вынесли милостыню. Дед Силуян разговорился с поваренком:

- Что это запрошлую ночь над вашей вотчиной зарево стояло?

- А у нас холоп утек. Хоромину поджег, да скоро затушили, - весело сообщил поваренок.

- Поймали али нет?

- Нет. Ищут, по лесам гоняют. Мурдыш остервенился. "Кожу, - бает, - с живого сдеру, как доступлю сбега!"

Голован вздрогнул. Но поваренок не узнал юношу в обличье слепого нищего.

Муром остался позади, но снять нищенские лохмотья Голован не решился: сделав это, пришлось бы бросить артель, а она была беглецу крепкой защитой.

По утрам нищие садились у церкви и жалобным голосом заводили духовный стих либо былину. Бабы благочестиво крестились, вздыхали, несли нищим скромное подаяние: краюшку черствого хлеба, пяток луковиц, яичко...

Мужики, вечные борцы с нуждой, хмуро отшучивались:

- У нас в семи дворах один топор!

- А мы, коль пахать начнем, спрягаемся: на всю деревню одна лошадь, и та без ног!

- А у нас ноне рожь хороша родилась! - хвалился один.

- Ну и насыпал бы мерку божьим людям! - ядовито подхватывал другой.

- Да рожь-то боярская! - отрезал первый. - Хороша Маша, да не наша!

С нищими охотно беседовали: они разносили вести по стране, от них узнавалось то, что бояре старались скрыть от народа. Восставали ли где озлобленные мужики против господина, задушившего их поборами; поднималась ли целая волость против притеснителя-наместника; убивали ли губного старосту, чересчур рьяно стоявшего за дворянские права, - обо всем этом на Руси становилось известно очень быстро, и распространителями таких вестей, поднимавших народ на сопротивление боярскому гнету, были нищие да весельчаки - скоморохи, вечные скитальцы по русской земле.

Продвигаясь к Москве, артель деда Силуяна повсюду оповещала: