Зодчий

Худододбек поступил в медресе, но, проучившись ровно два месяца, сбежал оттуда. И отец и мать оправдывали сына: не будет ученым, так будет воином.

И впрямь Худододбек не проявил никаких способностей ни к математике, ни к другим наукам. Все его помыслы занимало другое: пиры, верховая езда, фехтование на саблях.

— Красавицы любят смелых, а не маменькиных сынков, — говаривал он. — Если ты родился мужчиной, то и будь мужчиной — дерзким, смелым. Выживает сильный, а побежденный, проигравший в борьбе, погибает. Мир прекрасен лишь для сильного.

Правда всегда на стороне сильного. Науки всегда служили, служат и будут служить сильным. Красота, развлечения, слава — все для сильных. Слабый вечно зависим и должен служить сильному. Такова была его жизненная мудрость.

Слушая эти речи, Заврак Нишапури лишь улыбался. Потом и Зульфикар Шаши тоже понял, что спорить с Худододбеком бесполезно. Л поначалу он затеял было спор с сыном устада, но Заврак незаметно сделал ему знак, призывая «спуститься на землю».

— Держите себя в руках, друг Шаши, — сказал Заврак, когда они остались одни, — все равно его вы не переубедите, такова уж его философия. И не только его, но и военачальников и солдафонов. Да и государь наш придерживается, полагаю, такого же мнения, — так зачем же спорить и доказывать?

Но Зульфикар горячился:

— Нет, вы слыхали, что говорит этот глупец? Наука должна служить власть имущему! Значит мудрец должен служить глупцу?

Заврак рассмеялся:

— Иногда бывает и так. Друг мой, я прошу вас лишь об одном: не горячитесь вы и не вступайте в спор с Худододбеком, ну сдержитесь, что ли, пересильте себя. Наш устад любит его, и вообще… Худододбек будет его зятем.

Пораженный этой вестью, Зульфикар умолк. С этого дня он старался даже не глядеть на дочь своего устада, не слушать ее шутливые и озорные словечки, а уж отвечать ей почитал за великий грех. Да и о чем нм говорить? Ведь зодчий Наджмеддин Бухари и устад Кавам — знатные люди Герата, его опора, а Зульфикар и Заврак обязаны помнить, что они только ученики, и у них одна цель — набираться знаний, научиться ремеслу. Для того они и приехали сюда. Эта мысль угнетала, более того, печалила Зульфикара. С первой же встречи, с первого же взгляда Бадия как полновластная хозяйка вошла в его сердце.

Приглядывался Зульфикар и к сыну зодчего Низамеддину. Между Низамеддином и Худододбеком существовало несомненное сходство: один — настоящий сарбаз — воин, второй, хотя и не служил в войсках государя, был страстным любителем военной премудрости и безукоризненно владел саблей. И Низамеддин и Худододбек считали себя личностями незаурядными, а к ученикам своих отцов относились как к людям второстепенным, не способным на «великие подвиги». Наши «зубрилки» слишком миролюбивы и неповоротливы, считали они. Вот эти-то общие взгляды на жизнь и делали их похожими друг на друга. Но почему-то они встречались довольно редко и, по-видимому, не дружили. У Низамеддина были совсем иные приятели. Много времени проводил он в Баг-и-Джахан-аро («Саду, украшающем мир») и в районе кандагарского базара.

Но больше всего поражало Зульфикара равнодушие Низамеддина к ремеслу отца. Как может сын не воспользоваться такой редкой удачей — учиться у собственного отца? Низамеддин похож на человека, умирающего от жажды на берегу реки, думал Зульфикар. Неужто нет у него желания испить хоть каплю из этого чудесного источника? Солнечные лучи равно озаряют и обогревают землю, но, на нашу беду, бок о бок вырастают прекрасный цветок и горькая полынь.

Вскоре Бадия заметила, что новый ученик отца не обращает на нее никакого внимания. Однажды она вышла в наружный двор, где находились комнаты учеников, и встала на пути возвращавшегося с работы Зульфикара. Она оглядела его с головы до ног. Внезапное появление прелестной девушки, которая обычно не обращала внимания на живущих в доме учеников, поразило Зульфикара. «Очевидно, юная госпожа желает поручить мне какое-то дело», — подумалось ему. Он смущенно поклонился ей и густо покраснел. Потом, увидев, что поблизости никого нет, обратился к ней:

— У уважаемой госпожи есть поручения?

— Нет.

— Тогда разрешите мне пройти в свою комнату, — Нет! Я хочу хорошенько вас разглядеть.

— Пожалуйста! — Зульфикар уже оправился от смущения и посмотрел прямо в ее прекрасные глаза. — Ну как, не очень плохая картина?

— Нарисовано неплохо… но вот содержание…

— Не интересуйтесь, уважаемая госпожа, содержанием этой картины. Она не стоит вашего внимания, — осторожно заметил Зульфикар.

— Очень может быть…

Зульфикар не ответил и опустил голову.

— Простите, — сказала она через минуту, — я задержала вас.

— Не стоит просить прощения. Вы оказали мне милость, удостоив разговора, и я счастлив.

— А если так, то почему же от вас я не слышала ни слова, хотя вы уже давно живете здесь?

— Есть в вас некая непреодолимая сила, и стоит вам лишь появиться, как я теряюсь. Началось это с первого же дня моего приезда. Человек не может смотреть на солнце, вот так и я…