Зодчий

И нельзя было не восхищаться усердием и мастерством Зульфикара Шаши; старого зодчего приводила в восторг его одаренность, подлинный его талант.

Устад Бухари написал отцу Зульфикара Шаши много добрых и лестных слов о его сыне, подарил Зульфикару красивые одежды и, наказав караванщику присматривать и заботиться о нем в пути, отправил в Бухару, Как же не хотелось Зульфикару покидать успевший стать для него родным кровом дом. Он соглашался жить где угодно, лишь бы не уезжать из Герата, лишь бы работать под началом устада Бухари. С радостью он клал бы кирпичи, выполнял любую черную работу, но он знал, что зодчий догадался о его чувствах к Бадие, его сжигал стыд, — еще бы, как посмел он так высоко замахнуться.

«Приговор» об отъезде Зульфикара был вынесен как раз в тот день, когда устад Кавам устраивал пиршество.

Бадия сейчас вспоминала об этом. Ей чудилось, будто она летит куда-то в бездонную пропасть и сердце ее вот-вот перестанет биться.

Сколько горя сразу — единственного брата, опору отца, увели со связанными руками. Как пережить все это? Словно большой и прочный корабль дал внезапную течь. Господи, как же заделать эту течь, как поступить, чтобы корабль не поглотила морская пучина?

Глава II И слон не вынес бы той тяжести, что свалилась на плечи зодчего Наджмеддина

Порою в самые тяжкие минуты жизни приходят воспоминания о светлых днях. Нет лучше, вернее доказательства того, что человек создан для счастья, а отнюдь не для горестей. Вдруг Бадие вспомнился тот званый вечер, который посетил знаменитый и удивительный музыкант Ходжа Юсуф Андугани — друг ее отца. Это как прекрасный цветок распускается внезапно среди снежных сугробов.

Как грустно, что ни в чем не виновного Зульфикара Шаши так неожиданно отправили к отцу. Ведь не по своей воле покинул он их дом. И Низамеддина увели тоже неожиданно.

Бадия все думала и думала, и не было конца ее печальным мыслям.

Зульфикар, который так терялся при встречах с ней… как он теперь далеко.

А вообще-то все в этом мире неожиданно.

Конечно, Зульфикар не такой щеголь, как Худододбек, и не так хорош собою, как царевич Байсункур-мирза.

Ходил он неизменно в сапогах, в черной бухарской тюбетейке, повязанной чалмой. Никогда не кичился тем, что считается самым талантливым учеником ее отца и что сам он сын известного бухарского мастера Нусрата. В их доме Зульфикар был своим человеком, взял на себя хозяйственные заботы по дому, освободив от них Низамеддина, и с удовольствием брался за любую работу.

Недаром Наджмеддин Бухари твердил, что у него не один, а четверо сыновей, и кроме Низамеддина называл Заврака Нишапури, Зульфикара и Гавваса Мухаммада Хири. И вот теперь он лишился сразу двоих.

Вина Зульфикара, если можно только назвать виной его чувство к ней, была известна, а вот в чем же провинился Низамиддин?

Конечно же, Бадия вместе с отцом и матерью пойдет утром прямо к Байсункуру-мирзе, они расскажут ему обо всем обстоятельно, подробно. Он великодушен, он вызволит Низамеддина.

И зодчий верил, что недоразумение разрешится. Да не говоря уже о царевиче, одного слова устада Кавама достаточно, чтобы все стало по-прежнему. Бадия не сомневалась в этом. Непременно вмешается отважный Худододбек. Он благороден. Не допустит он, чтобы друг его Низаметдин томился в узилище.

Рассветало… Трудный на сей раз выдался рассвет.

Впервые в жизни пришлось зодчему так долго и так мучительно ждать наступления дня.

Всю ночь он молился и плакал, пошел было к новому, еще строящемуся медресе — своему детищу, обошел его вокруг, посмотрел на него при свете звезд, равнодушно скользнул взглядом по рожку нового месяца, висевшего над куполом.

Ему чудилось, будто все вокруг застыло в неподвижности, словно внезапно окаменело. Если бы сейчас в сердце его зажгли свечу, слабый ее огонек угас бы. А вернувшись домой, он прилег было, но сон не смежил его покрасневших от слез век. И еще не заалел край по-ноч-ному серого, давящего неба, когда он, не выпив даже глотка чая, вновь ушел из дома.

Его ученик Заврак Нишапури, несмотря на ранний час, был уже здесь и разводил раствор из ганча. Встревоженный несвоевременным приходом устада, Заврак поклонился, прижав руки к груди.

С того самого дня, как Зульфикара отправили в Бухару, Заврак, тоскуя о друге, охладел к работе, ходил печальный, словно потеряв что-то самое заветное, но старался скрывать свои чувства, ибо безгранично верил учителю. У него мелькнула было мысль уехать домой в Нишапур, но деликатность и благоразумие удержали его от опрометчивого шага.

Увидев искаженное горем лицо устада, Заврак откинул железную лопату и поспешил к нему. Не было для зодчего никого ближе его учеников среди работающих здесь, на строительстве медресе. Поэтому-то он и пришел сюда рассказать, что нынче ночью увели Низамеддина, пришел сюда прежде, чем к устаду Каваму и к царевичу.