Зодчий

В душе Бадия не слишком верила Байсункуру. Убийство и милосердие… Яд и мед! Неужто он действительно заботится о них? А не обычная ли это дворцовая интрига, рассчитанная на доверчивость простых людей? Царевичи коварны, и между ними идут постоянные раздоры. И быть может, это лишь очередное коварство…

Зодчий устало сказал дочери:

— И впрямь вражда и соперничество царевичей пагубны для народа. От их распрей, от их притязаний на престол в первую голову страдает простой люд. Но словам Байсункура я почему-то верю, чувствую, что они — не ложь.

В свою очередь Караилан передал Ибрагиму Султану весть о том, что во вторник в Бухару отправляются два каравана и вместе с первым караваном отбывают три арбы зодчего, покидающего Герат. Едут они кратчайшим путем через пески, города Мургаб, Пули Сангин и Фараб. И Ибрагим Султан дал тайное поручение: пусть десяток головорезов Караилана ровно через день выедут вслед за караваном. И пусть сам Караилан доставит Ибрагиму Султану весть о том, что на берегу реки Мургаб разбойники, мол, разграбили караван и убили путников… Среди головорезов Караилана был и тот верзила в красном чапане, один из участников похищения Бадии. И теперь, после постигшей его неудачи, только ждал удобного случая отомстить…

Когда все было перенесено и погружено в арбы, зодчий, простившись с соседями и с новыми владельцами его дома, отвел в сторону арбакеша и тихо шепнул ему:

— Как вы относитесь к тому, что я вам сказал давеча?

— Раз уж сомнения закрались вам в душу, разумнее поступить так, как вы велели, — ответил арбакеш, поняв зодчего с полуслова. — Дам немного денег караванщику и буду ехать на пять-шесть фарсангов впереди вас, скажу, что арба-де у меня негодная. А караванщику все равно, ему бы только денежки платили. Когда выберетесь из караван-сарая, мы уже проедем Калан Мардан и направимся в сторону Пули Сангина. И если арба выйдет из строя, вы, думаю, подоспеете.

— Хорошо.

— Но мы-то в это время уже свернем па дорогу Бало Мургаб — Маймана.

— Хорошо.

— Лишь бы достичь Кайсара и Андхуда, а там уж дальше тихо… Устад, мы промучаемся всего три дня и три ночи. А как только покинем пределы Хорасана и приблизимся к Джайхуну, считайте, опасность миновала. Как только прибудем в караван-сарай, я встречусь с караванщиком. С помощью аллаха мы избежим злобных замыслов и худого глаза и благополучно прибудем в славную Бухару.

— Аминь! — сказал зодчий, молитвенно проведя ладонями по лицу.

По кольцевой дороге, мощенной камнем, загромыхали три арбы. У караван-сарая арбакеш соскочил с лошади и скрылся в одной из комнат широкого двора. Там он, встретившись с сухощавым высоким караванщиком, приветствовал его и сообщил, что они сейчас же отправляются в путь, поскольку на арбе есть женщины, и что будут они следовать впереди каравана, а если что случится, то имеется ведь еще и второй большой караван, и вместе с ним они будут продвигаться вперед довольно быстро. Как только караванщик увидел золотые монеты, он тут же припас для путников на дорогу побольше свежей воды и сказал:

— Гони, встретимся в Бало Мургабе, а об остальном переговорим там.

Поблагодарив его, арбакеш вышел. И, не теряя зря времени, три арбы покатили по большой дороге в сторону Бало Мургаба. Когда они миновали Пули Малан, на небосклоне только-только начинала заниматься заря. А когда передняя арба съехала с мощеной на обычную пыльную дорогу и сразу прекратился невыносимый грохот колес, арбакеш оглянулся и сказал:

— Получилось так, как мы хотели, устад. Караванщик согласился и сказал, что мы можем смело ехать, а отдохнем и заночуем в Мургабе. Но если вы пожелаете, мы сделаем привал в пути, еще до Мургаба, а потом через Мургаб направимся в Майману. Большой караван переночует тут, а назавтра отправится в сторону Пули Сангина, отдельно от нас. Они будут уверены, что мы впереди, уже в песках. До Майманы и Андхуда дорога очень хороша. Можно будет ехать вдоль реки Оби Кайсар, отдохнуть в Давлатабаде, Чукургузаре и там закупить все необходимое.

— Хорошо, — снова согласился зодчий.

Арбакеш оказался человеком словоохотливым и приветливым. Через минуту он снова заговорил:

— А если я устану, то на коня сядет мой племянник. — Он обернулся назад и взглянул на Бадию, сидевшую позади отца. — Верно, племянничек? Как тебя зовут?

— Бадиуззаман, — не задумываясь ответила Бадия, опережая ответ родителей. Она даже голос изменила. И отец и мать понимали, что Бадия шалит, но промолчали. Как знать, возможно, это и не лишнее, пока они не добрались до Бухары. А Бадия не произнесла больше ни слова. Арбакеш еще раз оглянулся на нее. По всему могло показаться, что он принимает Бадию за неразговорчивого, а может, даже спесивого юношу, но на самом же деле он знал о ее хитрости.