Зоя

Весь июнь Зоя танцевала в дягилевском балете и была так увлечена своей работой, что даже не знала о творящихся в мире событиях. И вход в Париж американских войск под командованием генерала Першинга был для нее полной неожиданностью. Колонна американцев строем прошла к площади Согласия. Париж сошел с ума от восторга: люди кричали, размахивали руками, засыпали солдат цветами с криками «Vive 1'Amerique!»[2]. Зоя с трудом пробралась сквозь толчею домой и стала рассказывать бабушке об увиденном:

— ..Их тысячи, тысячи!..

— Тогда, может быть, они смогут завершить войну поскорее, — отвечала та. Евгения Петровна, измученная ночными бомбежками, лелеяла тайную надежду, что скорое окончание войны изменит положение в России и они смогут вернуться на родину. Впрочем, надежду эту разделяли с нею очень немногие.

— Хотите — пойдем посмотрим? — сияя глазами, спросила Зоя.

Ликование парижан и вид молодцеватых, краснощеких, крепких солдат в хаки радовали ее и вселяли уверенность в будущем, хотя бабушка только скептически покачивала головой.

— Знаешь, дитя мое, я не люблю солдат на улицах. — Воспоминания о петроградском феврале были еще свежи. — Держись от них подальше, а лучше вообще сиди дома. Настроение толпы может измениться в минуту: сейчас ликуют, а потом идут убивать.

Но, судя по всему, она ошибалась. Все были счастливы, а в театре даже отменили репетиции. Впервые за месяц у Зои выдалось свободное время: она могла поспать подольше, остаться в постели с книгой, погулять, посидеть у камина… Вечером она написала Мари очередное письмо, рассказывая о вступлении в Париж генерала Першинга и о своих успехах на сцене. Ей было о чем написать, хотя об ухаживании князя Марковского она даже не упомянула, зная, что подругу обескуражит посредничество бабушки. Но теперь все это было в прошлом: князь понял, что ему отказано, и, хотя по-прежнему привозил Евгении Петровне свежий хлеб, Зою больше не караулил возле театра.

Зоя водила пером по бумаге, а Сава, мирно посапывая, спала у нее на коленях. «…Она — вылитый Джой, и, когда она вбегает в комнату, я сразу же вспоминаю Царское и тот день, когда ты мне ее подарила. Впрочем, никакие напоминания мне не нужны — я и так не забываю тебя ни на минуту. Мне так дико, что мы в Париже, а ты — дома, и этим летом мы не поедем вместе в Ливадию. Та смешная фотография всегда лежит у моего изголовья».

Зоя неизменно смотрела на нее, перед тем как заснуть. Она бережно хранила и фотографию Ольги с наследником на коленях — Алексею было тогда года три-четыре, — и снимок Николая и Александры. Неделю назад она получила отправленное доктором Боткиным письмо от Мари: та писала, что у них все обстоит благополучно, их по-прежнему держат под домашним арестом, но в сентябре обещают отправить в Ливадию, сама она давно поправилась и просит прощения за то, что заразила Зою корью… Читая, Зоя улыбалась сквозь слезы.

В тот день должен был состояться спектакль «Петрушка» для генерала Першинга и его штаба, и Зою срочно вызвали в театр. Бабушку, как и следовало ожидать, эта новость не очень обрадовала: танцевать перед солдатней — это уже предел падения. Но, наученная горьким опытом, она даже не стала отговаривать внучку.

— Я хочу, чтобы Федор сегодня встретил тебя после театра, — сказала Евгения Петровна.

— Какие глупости, бабушка, со мной ничего не случится. Американские генералы ничем не отличаются от русских. Они достаточно благовоспитанны, чтобы не лезть на сцену и не хватать балерин в охапку, — сказала Зоя. В этот вечер заглавную партию танцевал Нижинский, и она сама не верила своему счастью: оказаться партнершей великого артиста — об этом можно было только мечтать. — Все будет хорошо, обещаю вам.

— Одну я тебя не пущу. Или Федор, или князь Владимир — выбирай. — Она-то отлично знала, кого выберет себе в провожатые Зоя, и в глубине души жалела, что не проявила в том памятном разговоре должной настойчивости. Впрочем, князь действительно не подходил Зое по возрасту.

— Ну, хорошо. Я пойду с Федором. Воображаю, как он будет томиться за кулисами от скуки.

— Ради тебя, дитя мое, он готов и не на такое. — Федор был фанатично предан им, и она знала: Зоя будет в полной безопасности, пока он рядом.

Зоя решила согласиться, чтобы успокоить бабушку.

— Только скажи ему, чтобы не вылез ненароком на сцену.

— Не бойся, не вылезет.

Взяв такси, они поехали в «Гранд опера». Зою сразу же подхватила и завертела царившая в театре суета: шла подготовка к приезду генерала Першинга и его штаба. Зоя знала, что и «Опера комик», и «Комеди Франсез» давали спектакли в честь генерала — Париж раскрывал ему объятия.