Зоя Космодемьянская

— Где паренек, который пришел от разведчиков?

— Обедает, проголодался. Говорит, должен возвратиться в свою часть.

— Отправьте на машине. И передайте майору Спрогису и его подчиненным большое спасибо.

ПОЧЕМУ МОЛЧАЛИ МИНОМЕТЫ…

Зоя проснулась от холода. Замерзли ноги. До боли, до ломоты в суставах. Пальцы будто распухли, такое впечатление, что кровь в них застыла, превратилась в острые льдинки-кристаллики, и они покалывают изнутри.

Сзади ровно дышала Вера Волошина, согревавшая своим телом Зоину спину. У Клавы даже дыхания не слышно. Все трое лежали на правом боку, притиснувшись друг к другу. Да и остальные тоже. Каждую капельку тепла сберегали. Вот уже двое суток не разводили костер, не ели горячего. Дым костра увидит или учует враг.

Неподалеку, на востоке, круглые сутки грохотали разрывы, сотрясая подмерзшую землю. Фашисты начали наступление. В прифронтовой полосе немцы заполнили все деревни, занимали все строения, отдельно стоящие дома, бараки, сараи, риги. Даже в лесу можно было наткнуться на них.

Гитлеровцы охраняли перекрестки дорог и мосты, патрулировали шоссе. Никуда не сунешься. И это как раз в такое напряженное время, когда фронт гнется под нажимом фашистов, когда нашим особенно нужна помощь.

Можно было уйти дальше от передовой, в большие можайские леса, разбить лагерь, обогреться. И оттуда делать вылазки, пытаться уколоть немцев в одном или другом месте. Но Борис Крайнов не делал этого. Отряд переходил с места на место, таясь от гитлеровцев, ничем не выдавая себя, но и не принося почти никакой пользы. Все устали, намерзлись, лица почернели от холода и бессонницы. Наконец Крайнов привел разведчиков среди ночи на песчаный взгорок и разрешил отдыхать.

Ребята разыскали старую поленницу — метровые плахи, пролежавшие лето и успевшие подсохнуть. Из плах сделали настил, густо набросали елового лапника и улеглись плотно, будто спрессованные. Зоя на правом боку заснула, на правом же и проснулась.

Осторожно, не разбудив соседок, соскользнула она с жесткого ложа, встала на непослушные негнущиеся ноги. Хмуро и неуютно было в лесу. Утро ли, день ли в разгаре — не разберешь. На зеленых космах молодых елок тускло поблескивали замерзшие капли. Оледеневшая трава позванивала, как тонкий фарфор, ломаясь под сапогами.

Крайнов, говоривший о чем-то с постовым, обернулся на звук шагов.

— Космодемьянская? Выспалась?

— Ноги закоченели.

— Не мала обувь-то?

— На номер больше брала. Да это у меня всю жизнь так: ноги и руки стынут. С кончиков пальцев.

— Крови маловато. Или насос слабо качает, — знающе пояснил постовой.

— Шагай, шагай, знаток анатомии, — шутливо подтолкнул его Крайнов. — За просекой приглядывай.

И к Зое:

— Очень замерзла?

— Как ледышка.

— Садись на пень, разувайся.

Она послушно выполнила его совет. Левый сапог снялся с трудом, а правый еще хуже: портянка сбилась комом на щиколотке.

— Тебя же один носок греет… Ну кто тебя учил так портянки наматывать?

— Никто не учил.

— Я думал: одна из всех сапоги выбрала, значит, привычная.

— Это мне Гайдар посоветовал.

— Кто? — удивился Борис. — Гайдар? Писатель?

— Аркадий Петрович, — с улыбкой подтвердила Зоя. Ей легко и приятно было говорить с Крайновым, особенно если они оставались вдвоем. С другими парнями совсем неинтересно, а с Борисом — очень.

— Ты знакома с ним?

— Случайно. В санатории. Он в сапогах по снегу ходил, я и сказала: холодно, мол. А он объяснил, что сапоги — самая незаменимая обувь, особенно на войне. Валенки могут промокнуть. Оттаят с мороза — и сырые. А уж оттепель и подавно не для них. Зато в сапогах, если на шерстяной носок и на теплую портянку, ни холод не страшен, ни сырость.

— Ишь ты! — Крайнов склонился над ее босой ногой, растирая рукавицей. — Повезло тебе такого человека увидеть.

— Несколько раз разговаривала, — тихо сказала Зоя, испытывая смущение от того, что шершавые теплые пальцы Бориса касаются ее кожи.

— Правда, ледышка совсем, — Крайнов склонился ниже, отогревая дыханием ее пальцы, и Зоя испугалась — вдруг губами коснется?! Даже дернулась. И покраснела.

Крайнов посмотрел на нее удивленно, отвел взгляд, насупился. Зоя видела — уши его стали пунцовыми. Ведь суровому командиру отряда было всего-навсего девятнадцать лет.

— Надевай носки, — строго сказал он, все еще не глядя на девушку. — А портянки надо вот так.

Борис хотел сам обернуть ее ногу, но передумал. Сел на плаху в метре от Зои, сбросил валенок.

— Гляди, как я делаю. Ногу держи на весу. Первый оборот. Перед большим пальцем уголок торчит, подвернуть его. И еще оборот, только потуже. Ну, а теперь закрепить кончик, подоткнуть. Нога как спеленутая.

— А у меня нет…

— В общем у тебя правильно, но посильней надо, чтобы дряблости не было. Иначе собьется, скомкается портянка. Давай еще. Ага, получше. Еще… Вот так и продолжай, тренируйся.

— Сколько раз?

— Пятьдесят, — совершенно серьезно ответил Борис. — Пятьдесят как минимум. А лучше сто. Терпения хватит?

— Раз надо — хватит, — улыбнулась Зоя.