Анна решила убрать листок, чтобы накрыть на стол и в глаза ей бросилось: «Золо́то моё, здравствуй!», пани не стала читать дальше, перевернула листок, сердце забилось сильно. Но любопытство взяло верх, и она решила прочитать письмо сына.
«Золо́то моё, здравствуй! Сегодня восемнадцатый день нашей с тобой разлуки. Как вытерпел столько времени, я не знаю. Наверное, наша любовь так сильна, что она не даёт отчаиваться. Потерпи, моя родная, совсем скоро я смогу свободно перемещаться по городу и сразу приду к тебе. Ты моя золотая девочка, и имя твоё золотое. Я шепчу его ночи напролёт. Мне снятся сны, как мы с тобой венчаемся. Золо́то моё, у нас всё получится! Целую тебя, твой Я…»
Анна держала в руке письмо и заливалась слезами.
«Бедный мой мальчик, – думала она. – Сколько же в тебе сил, терпения, любви. Как я виновата перед тобой. Ты же не можешь даже поделиться со мной своими переживаниями! Я сама сделала наши отношения такими сухими.
Сынок, я была против того, чтобы ты любил русскую девушку. Но когда узнала, как она любит тебя, поняла, что ошибалась. Больно осознавать, но только смерть твоего отца открыла мне глаза на чувства. Я и сама теперь пленница. Мы с тобой в одинаковых условиях. Только мне проще, ни у кого не нужно спрашивать разрешения».
Анна положила письмо на комод, вытерла слёзы и принялась накрывать на стол. В голове у неё созрел план.
Зоя никак не могла поверить в то, что Макара больше нет.
Как только она слышала в коридоре чьи-то шаги, сразу летела к двери, думала, что вернулся брат и принёс весточку от Янека. Но это был либо отец, либо мачеха.
Зоя скучала. В порт больше не ходила. Ещё свежи были воспоминания о том, как Галя украла деньги и поплатилась за это.
О семье Гали ходили странные слухи.
Одни говорили, что Алия с дочкой перебралась в Турцию, другие, что жена отомстила Семёну за дочь, а потом отбыла в неизвестном направлении. Некоторым будто бы и сам Семён сказал, что это Алия его ударила.
Где находится сам отец семейства, никто толком не знал. Но кто-то видел его на мельнице с палочкой, кто-то в городе. А кто-то утверждал, что похоронили Семёна добрые люди. Слухов было много.
А ещё больше их стало, когда в освободившуюся квартиру поселились новые жильцы. Они прожили там неделю и съехали.
Новая хозяйка жаловалась, что ночью слышит вой в комнате, а утром просыпается, и у неё выпадают волосы. Зоя и сама видела, как женщина облысела почти за неделю. Выселялась она уже в платке. Поговаривали, что стала полностью лысой.
Два дня жилище пустовало, потом приехали другие. Шумная семейка с тремя маленькими дочками одного возраста и на одно лицо заселилась глубокой ночью. Другие жильцы возмущались, что спать им не дают, а завтрашнюю работу никто не отменял. У поселившихся вроде бы волосы не выпадали, по крайней мере, об этом никто не сплетничал.
Евдокия как-то спросила у мужа, что ему известно о семье Гали. Григорий ответил, чтобы не лезла в это дело, ни у кого не спрашивала и язык не распускала, так как чужая семья сама разберётся.
– Про тебя и Зойку слухи ходят, что из-за вас Гальку обрили. Напели мне уже со всех сторон. Но коли за воровство, значит поделом ей. Но вот сейчас нет у меня желания разбираться, каким образом вы причастны к этому. Одно хочу сказать, Дуся, плохая с тебя мать получилась. Не дала мозгов детям.
– Ах, вот ты как заговорил! – возразила мужу Евдокия. – А где бы я их взяла, если они родились безмозглыми? Свои бы расковыряла и через уши засунула? Что-то ты наглеешь, Гриша! Отцовского воспитания не дал им, Макар у тебя сам по себе был.
Вот если бы его женил вовремя, так не было бы этих всех комитетов! Некогда было бы ему заниматься этим! Семью бы кормил, а то ты в Зойку вцепился. Тянешь резину со своей женитьбой. Откладываешь, откладываешь, а может и не нужен именно этот жених, если свадьба не ладится? Отправил бы её со мной на пекарню, трудилась бы и хозяйству училась. А то ты возле неё кружишься, словно она башмачок хрустальный, носить можно, но разобьётся.
– Так, а зачем же ты замуж за меня такого пошла, а? Сильно мужика хотелось? Я тебя не звал за себя, сама приплелась. Знала же, что я с детьми, что в них нужно душу вкладывать. А это всегда мать делать должна, отец только к труду приучать должен! – возмущался Григорий Филиппович.
– Ну и чему ты научил? Тьфу на тебя. Жалею я, что приехали мы сюда. Полтора года живём здесь, а уже и век прошёл.
– Так ты сама нас сюда притащила! Забыла?
Евдокия замолчала. Впервые согласилась с тем, что муж прав насчёт переезда.
Поманили её золотые горы, и осталась у разбитого корыта. За границу мужа не оправили, Зойку замуж не выдали за богатого. Тянется всё, засасывает трясина. Хорошо ещё, что больше на допросы не вызывают, а то так и работу можно потерять.
Евдокия часто погружалась в думы. Захотелось ей всё-таки противостоять Григорию насчёт замужества.