Золя

Замысел «Плодовитости» родился из идеи романа «Отбросы» («Le Dechet»), который Золя задумал, возможно, еще до завершения «Ругон-Маккаров». Об этом он рассказал в статье «Вырождение», опубликованной в сборнике «Новый поход» (1896 г.): «Вот уже десяток лет, как меня преследует мысль о романе, даже первую страницу которого я, конечно, никогда не напишу». Далее излагалась идея романа. Он представлялся ему «огромной фреской». Перед читателем вновь возникал Париж, населенный людьми разных сословий и состояний. У них были свои радости и печали. Они были грешны, но о самом главном своем преступлении не задумывались. А заключалось оно в пренебрежении к жизни, к ее биологическим законам. Они убивали жизнь в ее зародыше, напрасно «растрачивая свое семя», отказываясь от деторождения, насилуя природу, делая аборты. Золя хотел создать поэму, в которой со всей страстью своего сердца «выступил бы в защиту прав жизни».

Замысел этот долгое время оставался неосуществленным, и вернулся к нему писатель, лишь закончив «Три города». Только теперь он мечтал не об одном романе, а сразу о трех, еще позднее — о четырех. «Четвероевангелие»! Может быть, потому, что новая серия открывала в его творчестве новые пути, он подробно останавливается на ее замысле. В одной из рабочих заметок мы читаем: «Я могу удовлетворить тяготение к присущему мне лиризму, обратившись к фантазии, позволив себе совершить прыжки воображения в мечту и надежду. Я желал бы прославить сверкающий оптимизм. Это естественное заключение всего моего труда — после длительного изображения фактов действительности без учета завтрашнего дня, после логической манеры и моей любви к силе и здоровью, плодовитости и труду. Меня особенно радует возможность изменить мой стиль, возможность предаться лиризму и фантазии».

В записи 1897 года, появившейся вскоре после окончания «Парижа», Золя дает характеристику «Трех евангелий»:

«В первом романе «Плодовитость» я разрабатываю сюжет, задуманный мною под названием «Отбросы». Но я смягчаю и расширяю этот сюжет, превращаю его в гимн плодовитости…

«Труд» — это произведение, где я хотел бы по примеру Фурье заняться организацией труда — труда, как творца и регулятора мира. Я сотворю Город — город будущего, наподобие фаланстера…

Затем «Справедливость» представит мне третью площадку, на которой будет воссоздано человечество поверх всех границ».

Идея романа «Истина» возникла позднее, под влиянием дела Дрейфуса и после того, как уже была начата работа над «Плодовитостью».

Думая о будущих героях новой серии, Золя приходит к мысли связать «Четвероевангелие» с «Тремя городами». Почему бы в главные персонажи не вывести детей Пьера Фромана, наделив их именами евангелистов? Решение принято. В «Плодовитости» появляется Матье (Матвей), в «Труде» — Люк (Лука), в «Истине» — Марк, в «Справедливости» — Жан (Иоанн).

Проект здания новой четырехтомной эпопеи был построен довольно быстро, но в процессе работы он совершенствуется и в него вносятся изменения. Золя стремится к тому, чтобы общая композиция романов служила одной (идейной цели, а цель эта — утопическая мечта о переустройстве общества. Вот как мыслится Золя последовательность общественной эволюции: «1) Плодовитость, которая населяет мир, создает жизнь. 2) Труд, который организует жизнь — регулирует ее. 3) Истина, которая является конечной целью всякой науки и подготовляет к Справедливости. 4) Справедливость, которая объединяет человечество, воссоздает семейные связи, обеспечивает мир и способствует установлению полного счастья».

Итак, первый том серии Золя посвящает вопросам деторождения. Вопрос этот для Франции того времени был вовсе не праздным. Естественный прирост населения в стране неизменно падал и в последнее десятилетие века практически свелся к нулю. Многие французские ученые пытались объяснить столь необычное явление, найти способы исправить положение. Несомненно, что дискуссии на эту тему, появление научных трудов экономистов, врачей, демографов в известной мере побудили Золя взяться за перо. Но были у него для этого и более веские основания. Жизнеутверждающая философия радости бытия заставляла его и раньше возмущаться нравами буржуазии, которая в своем эгоизме попирала естественные законы природы, любовь плодоносящую предпочитала любви бесплодной. В «Добыче» он создал образы Максима и Рэне — изнеженность и хрупкость которых не способна была продолжать жизнь, в «Накипи» показал всю пагубность для семьи узаконенного обществом адюльтера, в «Нана» — разрушительную силу проституции. Он осудил Лазара за отвращение к жизни и созиданию («Радость жизни»). Но он же восславил здоровых, дорожащих жизнью и потомством людей, таких, как Полина, Клотильда, Жан.

Создавая роман «Плодовитость», Золя хотел показать не только болезнь (что он делал часто), но и «лекарство от нее». И это второе намерение, о котором он однажды поведал сотруднику газеты «Раппель», существенным образом сказалось на форме и тоне всего романа.