Золя

Утопические идеи Золя не выдерживают критики, но следует быть справедливым к его поистине благородным намерениям. Золя вовсе не хотел сказать, что его утопия обязательно осуществится на деле. Это, так сказать, один из вариантов возможного переустройства общества. Золя уважительно говорит о других идеях. На страницах романа мы часто встречаемся с рабочим Боннером — умным и симпатичным человеком, убежденным социалистом-коллективистом. Золя заставляет его признать победу Люка Фромана, но, передавая мысли Боннера, писатель не склонен над ними смеяться. Путь насилия может оказаться единственно верным путем к будущему, если грезы Люка не осуществятся в жизни. Золя вкладывает в уста Боннера доводы веские и убедительные, к которым он и сам как бы невольно прислушивается. Именно это обстоятельство справедливо отметил Жорес, когда в статье, посвященной «Труду», писал: «Если же Золя предпочитает идти к коммунизму путем мирной эволюции (сотрудничества), он все же остерегается заключить огромное историческое движение в рамки одной формулы, не допускающей ничего иного».

Роман Золя переполнен и другими, более мелкими проблемами, которые волновали его современников. Золя говорит о разобщенности действий социалистов, о сектантстве, которое мешает достижению общей цели. Для Франции конца века, где отсутствовала крепкая партия революционного пролетариата, эта проблема была весьма насущной. Интересны мысли Золя о техническом прогрессе, и надо отдать дань многим его удивительным предвиденьям. Золя пытается решить проблему воспитания детей, живущих в свободном обществе, и проблему социалистического перевоспитания взрослых — выходцев из привилегированных классов. Но главное, что нас волнует в этом его произведении и что Золя, несомненно, удалось как художнику, так это прославление свободного труда, составляющего радость и счастье человека. Этот гимн раскрепощенному труду отражал не только субъективные устремления писателя, но и страстный порыв народных масс, мечтающих сбросить с себя цепи рабства и унижения и рвущихся к общественной справедливости, к социализму.

Глава тридцать восьмая

Работа над романом «Труд» в общей сложности заняла у Золя два года. Около года он собирал материалы и год писал (с июня 1899 года по февраль 1901 года). Для Золя это была обычная норма. Почти все свои крупные произведения он создавал приблизительно в такие сроки. И все же на «Труде», как и на «Плодовитости», видны следы спешки. Золя часто прибегает к мотивам и ситуациям, использованным им в «Ругон-Маккарах», почти не создает новых оригинальных образов, некоторые из персонажей «Четвероевангелия» так похожи друг на друга, что их невозможно различить; таковы, например, Матье в «Плодовитости» и Люк в «Труде». В образе Жордана что-то напоминает Гамлена, а в Сэрэтте что-то от Каролины («Деньги»). Пожар, который завершает трагедию семьи Делаво, при сходных обстоятельствах уже был описан в «Завоевании Плассана». Фразы о «всходах», о «семенах вечной жизни» мы читали и в «Жерминале», и в «Земле», и в «Разгроме». Примеров таких повторов можно привести множество. Но дело не только в них. Золя допускает много небрежностей в стиле, не мотивирует с достаточной силой поступки своих персонажей, злоупотребляет мелодраматическими сценами.

Золя понимал это и, выражая однажды признательность Октаву Мирбо за статью о «Плодовитости», признавался; «Я очень хорошо сознаю недостатки своей книги — неправдоподобие и искусственность ситуаций, наличие избитых истин, ходячие морали…»

Существовала большая разница между тем, как создавались «Ругон-Маккары» и произведения цикла «Четвероевангелие». Хотя производительность Золя казалась его современникам почти невероятной, это было не совсем так. Многие произведения, составившие его первую эпопею, только номинально писались в течение года или двух лет. Замыслы их зрели годами. На подготовку и творческое осмысление темы «Земли», «Человека зверя» ушли десятилетия. Работая над каким-либо очередным произведением, Золя уже обдумывал следующие романы серии. Некоторые из них он видел с самого начала, с тех пор, как зародилась идея «Ругон-Маккаров», он исподволь готовил для них материалы, обдумывая сюжетные ходы, композицию, стараясь представить круг персонажей.

Создавая «Четвероевангелие», Золя не располагал больше такой возможностью. К тому же он спешил. Спешил не из-за договоров с издателями и не потому, что считал себя слишком старым и боялся не успеть завершить задуманное, а потому, что ему хотелось как можно скорее поведать человечеству свои новые мысли, оказать словом воздействие на своих современников.

Призыв к действию, и действию неотложному, звучит во всех его статьях и письмах этого времени: «Действие! Действие! Все должны действовать, все понимают, что бездействовать в столь серьезный час, когда роковые силы прошлого дают последнюю битву силам завтрашнего дня, — это общественное преступление» (из письма к М. Ле Блону).