В письме генерального прокурора не случайно обронена фраза о том, что автор «следует направлению реалистической школы». Не только прокурор, но и некоторые современные Золя критики восприняли «Исповедь Клода» как произведение реалистического направления. В газете «Монитер юниверсель» от 11 декабря 1865 года появилась заметка некоего Анри Лавуа: «Я не знаю, под влиянием какого пагубного реализма он утратил молодость и обаяние…» Другой консервативный литератор, Гюстав Ваперо, выразил эту мысль еще сильнее: сравнивая «Сказки Нинон» — «эту чистейшую фантазию» — с «Исповедью Клода», он заявил, что Золя бросается в иную крайность, пытаясь писать в духе наигнуснейшего реализма («Иллюстрасьон», 28 января 1866 г.). Так реализм и крамола в представлении бонапартистских властей и реакционной бонапартистской критики оказывались явлениями одного порядка, одинаково опасными для режима Второй империи.
Золя очутился в довольно сложном положении. Он радовался своему успеху. Как-никак в течение одного года вышли из печати два тома его произведений. Он становился известным публике, о нем писали газеты. Позади остались неудачные экзамены на степень бакалавра, сомнения в правильности выбранного пути. Теперь он уже не только упаковывал и рекламировал книги других авторов, но и сам был причислен к лику литераторов. Для двадцати пяти лет сделано немало. Золя бодро ходил по Парижу, и самые смелые замыслы обуревали его. Но с другой стороны, авторитет его в глазах Ашетта сильно пошатнулся. Шутка ли сказать, в контору явился посыльный полицейского надзора и наводил справку об авторе «Исповеди Клода»! Не угрожает ли все это престижу фирмы? Золя был сделан намек, и тот не стал дожидаться, чтобы его более энергично попросили покинуть контору. Заявление об отставке было подано в ноябре. Он просил исключить его из штатов фирмы Ашетта с 31 января 1866 года.
Глава седьмая
Золя удалось совершить решающий шаг в жизни. Мечта превращалась в действительность. Он стал писателем. Однако первый успех требовалось закрепить. Служба у Ашетта давала 200 франков в месяц, и этих скромных денег вполне хватало, чтобы не думать о завтрашнем дне. Теперь, лишившись постоянного места, Золя не мог долго раздумывать и должен был в короткое время обеспечить себя хотя бы самым скромным заработком. Правда, он кое-что получил за издание «Исповеди Клода», но это кое-что было столь ничтожным, что в расчет приниматься никак не могло. Романы пишутся долго, со стихами давно все кончено. Очень соблазнительно написать пьесу и поставить ее в театре. Но Золя уже знает, что это такое. Около года назад он написал одноактную комедию «Дурнушка» и попробовал предложить ее «Одеону». Комедия была незамедлительно отвергнута. Вторая попытка выступить с пьесой на подмостках театра также потерпела крах. В 1865 году его драму «Мадлен» отвергли «Жимназ» и «Водевиль». Оставалась журналистика, в которой Золя уже пробовал свои силы и которую он считал «мощным рычагом» в общественной жизни.
Работая у Ашетта, Золя был связан с «Пти журналь», куда он еженедельно посылал небольшие заметки размером в сто пятьдесят строк. Каждые полмесяца давал он критические статьи и для лионской «Салю пюблик». Размер этих статей колебался от пятисот до шестисот строк. Гонорар весьма скромный. В первом случае платили двадцать франков за заметку, во втором — от пятидесяти до шестидесяти франков. Но журналистскую работу Золя любил. Она хороша тем, что на ней набиваешь руку. Для писателя это отличная школа. Золя больше не ждал вдохновения, он мог работать в любое время суток, и все, что выходило из-под его пера, выглядело вполне профессионально.