Золя

Чтобы Вас заинтересовать моим героем, я сошлюсь только на то, что он вполне реален. Он не является случайным плодом моего воображения, он существует под солнцем, имея только две страсти — чистое небо и любовь. Пусть он найдет у Вас немного сочувствия. Я сообщаю это на всякий случай, чтобы Вы могли оценить достоинства и недостатки поэмы, и, несмотря на мою боязнь надоесть Вам еще больше, я осмеливаюсь просить у Вас драгоценных советов.

Примите, сударь, уверения в глубоком уважении самого смиренного из Ваших почитателей.

Золя».

Золя не принадлежал к числу тех великих писателей, чье дарование во всей своей силе пробуждается уже в раннем возрасте. Читая вялые, подражательные строки его поэм, никак нельзя угадать будущего автора «Ругон-Маккаров». Духовное развитие Золя протекало медленно. И в двадцать лет он был наивен и ребячлив в своих взглядах на жизнь и литературу. Как на бога смотрел он на В. Гюго, с благоговейным трепетом преклонялся перед Мюссе, Байроном, Ламартином. Романтизм был для него эстетической нормой, философией и руководством к действию. Необыкновенной чистотой и целомудрием веет от юношеских писем Золя. И об этом нельзя не сказать, так как многие его биографы создали нелепую легенду о врожденном патологическом влечении к эротике, что сказалось будто бы на позднейших произведениях Золя. Нет! Золя-юноша долгое время находился под властью самых светлых романтических иллюзий. В юности он прочитал книги Мишле «О любви», «Женщина». Они произвели на него огромное впечатление. В письмах к Сезанну и Байлю часто упоминаются эти книги. Золя славит любовь, способную приносить в жертву эгоистические побуждения. Чувственной любви, которой всегда, по его мнению, присуща корысть, он противопоставляет чистую, целомудренную любовь. В этих рассуждениях, навеянных Мишле, легко увидеть и юношескую застенчивость и вместе с тем мечту о прекрасном и возвышенном. «Наше время не так уж материалистично… — пишет Золя Байлю, — любовь — чувство возвышенное, и оно присуще каждому». В отличие от своих сверстников Золя не стыдится своей целомудренности. Задумывая написать книгу, в которой он хотел бы рассказать о зарождении любовного чувства, он признается Сезанну: «Я любил только в мечтах, и меня никогда не любили по-другому». Или в другом письме: «Ты меня спрашиваешь о моих возлюбленных. Мои возлюбленные — это мои мечты».

Мечта о чистой, возвышенной любви была также мечтой о бескорыстности человеческих отношений.

Не удивительно, что первые произведения Золя, три его романтические поэмы, посвящены любовной теме. В общей сложности работа над ними продолжалась с весны 1859 до конца 1860 года. В середине 1861 года у Золя появилась мысль объединить их в одно произведение. «Я хочу объединить под общим названием «Три любви» следующие поэмы: «Родольфо», «Эфирная», «Паоло». Между ними существует определенная связь, известная градация страстей — от страсти чувственной, грубой до страсти идеальной, неземной. Первая часть — любовь ради любви, любовь без рассуждения, не отличающая душу от тела. Вторая — борьба тела и души. Ангел пытается сломать грубое начало, но не достигает цели. Третья часть — победа ангела, гимн чистой любви, освобожденной от земли и теряющейся в божественном лоне»[3].

Через некоторое время Золя отбросил название «Три любви» и остановился на более эффектном: «Любовная комедия». Новое название говорило и о новых увлечениях Золя — Данте и Бальзаком.

Как уже упоминалось, Золя не удалось опубликовать свои поэмы. И это было к лучшему. Увлечение прозой, успех «Сказок Нинон» побудили его навсегда оставить поэзию. Только в 1882 году Поль Алексис с разрешения автора опубликовал фрагменты поэмы в своей книге «Эмиль Золя». Это было в пору, когда Золя уже мог позволить себе подобную роскошь, — его слава романиста давно перешагнула границы Франции. Легко перенес он и суровый приговор своего ученика Мопассана, назвавшего стихи поэм «бесцветными и неинтересными как по форме, так и по содержанию». Да и у самого Золя не было никаких иллюзий в отношении качества юношеских стихов. Давая разрешение на их напечатание, он писал Полю Алексису:

«Вы у меня просите несколько фрагментов юношеских произведений, желая сопроводить ими очерк обо мне. Я обследовал свой архив и нашел там только стихи. Их набирается от восьми до десяти тысяч строк, и они уже двадцать лет спят в моем архиве крепким сном забвенья. Было бы по-настоящему мудро не вытаскивать их из пыли. Я один могу почувствовать их аромат, аромат высохших цветов, который вновь находишь между страницами книги по происшествии многих лет. Но я уступаю Вашей просьбе и отдаю Вам эти стихи, потому что они могут представлять интерес для Вашего читателя, желающего узнать, с чего я начинал… Впрочем, я не могу перечитывать мои стихи без улыбки. Очень слабы эти второсортные стихи, хотя они и не слабее стихов многих, кто начинает рифмовать».