Этой минуты Дюрандаль страшился, эту встречу оттягивал как только мог. От него требовалась вся его выдержка, чтобы не выхватить меч сразу же и не отомстить за предательство, погубившее его друга. К счастью, Кромман был безоружен.
— Значит, даже стервятники побрезговали тобой? — спросил Дюрандаль, когда Сестры отошли на расстояние, с которого уже не могли их слышать.
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, коммандер. — Голос секретаря не утратил своей неприятной скрипучести. — Мне очень интересно, на каких условиях ты обрел свободу от братьев?
— Ступай и достань себе меч!
Кромман ухмыльнулся:
— Если хочешь. Нам известно, что ты обречен предать своего короля, и если мне суждено умереть, предотвратив это, я с радостью отдам свою жизнь за Его Величество. Ты намерен вызвать меня?
— Он запретил делать это.
— Какая жалость! Но конечно же, тебе теперь платят лишних пятьдесят крон в год, которыми ты не хочешь рисковать, нарушая приказ.
СМЕРТЬ И ПЛАМЕНЬ!
— Не зли меня еще сильнее, Кромман.
— Я буду злить тебя столько, сколько мне будет угодно, коммандер, — прошептал инквизитор. — Я буду строить козни и заговоры и в один прекрасный день найду твое уязвимое место и уничтожу тебя. Следующий раунд будет за мной.
— Нет, за мной, ибо я уже стар для Клинка. Очень скоро меня уволят с его службы, освободят от Уз и обязательств. Это будет днем твоей смерти. Так что наслаждайся жизнью, пока можешь, Айвин.
Это было очень скупое изложение намерений — скользкое, вполне в инквизиторском духе, — но это было все, что он мог себе позволить, и он говорил это всерьез. Кромман тоже видел это, и тень сомнения промелькнула на его лице. Дюрандаль начал подниматься дальше.
Он назначил своим заместителем Змея, поскольку тот казался самым сообразительным из молодежи, и выказал должную решительность на посту, возражая Хоэру. Король одобрил назначение, не высказав возражений.
На третий же день коммандер Дюрандаль навестил бюрократов из Министерства Королевских Лесов и объявил им, что отбирает у них помещения, но что они могут — если хотят, конечно, — занять старые гвардейские казармы, вчетверо большей площади, роскошно обставленные и расположенные в глубине дворца, где их не будут беспокоить случайные посетители.
Он разместил два стола в первой же комнате от входа и поставил на один из них табличку со своим именем. Теперь любой мог быстро и без проблем найти гвардейцев и лично обратиться к их командиру. Он известил об этом Короля запиской.
На четвертый день Змей, явившись в кабинет своего коммандера, застал того оживленно спорящим с шестью лебезившими перед ним портными. Клинок Правдолюб, которого угораздило первым подвернуться под руку Дюрандалю, когда тому понадобилась жертва, служил им в качестве манекена. Его флегматичная обычно физиономия жалобно кривилась, когда он, повинуясь командирским приказам, размахивал мечом.
— «Таракан»! — командовал Дюрандаль. — «Лебедь». «Радуга». Нет, этот воротник тебя точно удушит. Сними его. Змей! Скажи, что ты думаешь об этих бриджах.
Встревоженный Змей отвел своего начальника в сторону.
— Король сам придумывал фасон наших мундиров! — прошипел он ему на ухо.
— Что ж, это все объясняет. Снимай свои штаны и примерь эти.
Змей покосился на дворцовый вестибюль, где разгуливало туда-сюда две сотни людей.
— Есть, сэр. Если только вы пообещаете не назначать меня преемником в своем завещании.
— Обещаю, если будешь вести себя хорошо. — Дюрандаль тоже внимательно посмотрел на открытую дверь. Действительно, не только соображения приличий требовали переместить примерку в более изолированное помещение. Если мундир и впрямь придуман самим Королем, ему побоятся сообщать об этом до тех пор, пока не переоденут всю Гвардию, а старые мундиры не сожгут для верности. Лучше всего обрадовать его на каком-нибудь большом пиру — скажем, для дипломатического корпуса. Тогда ему придется притвориться, что этот сюрприз задумал он сам…
В дверях стояла Кэт.
Слова застряли у него в горле. Он стоял и смотрел, и она тоже стояла и смотрела — не такая молодая, как прежде, но все такая же желанная. Меньше ростом, чем ему запомнилось, чуть полнее. А рядом с ней… Невозможно было спутать эти дерзкие черные глаза, густые брови, треугольную челку… Он пытался сосчитать в уме, и сбивался со счета.
— Высокий для своего возраста, — произнес он наконец. А потом, к удивлению присутствующих и впервые с тех пор, как ему самому было пять лет, коммандер Дюрандаль заплакал.
7