Золоченая цепь

Они разговаривали. Они любили друг друга. Они повторяли это снова и снова. Луч лунного света сполз со стены, пересек кровать и забрался на противоположную стену, неумолимо таща за собой утро.

– Я буду ждать тебя, – повторяла она.

Сердце его разрывалось от боли. Он всегда считал, что это просто расхожее выражение, но в груди действительно болело.

– Нет, милая, ты не должна. Клинка вообще не стоит любить, ибо первое место в его сердце все равно принадлежит Королю. Я ведь мог сказать ему про тебя. Он мог бы отменить свой приказ или отложить его. Он ведь по природе не жестокий человек. Я просто не смог. Как бы я ни любил тебя, я должен повиноваться. Найди кого-нибудь получше и забудь меня.

– Ты вернешься? Ты вообще рассчитываешь вернуться?

– Я надеюсь вернуться, но не раньше, чем через несколько лет.

– Я буду ждать тебя, все равно как долго.

– Ты говорила мне, – сказал он как-то после долгого поцелуя, – каковы Клинки на слух, на ощупь и на вид, а каковы они на вкус?

– Как крепкое вино.

– Надо же, как странно! Белые Сестры – тоже.

– Я буду ждать тебя.

– Нет, не надо, но если я вернусь, а ты все еще будешь свободна, я буду сидеть на ступенях у твоей двери до смерти или до тех пор, пока ты не согласишься выйти за меня.

* * *

Он не сказал ей ни слова о своем поручении, но упомянул раз об инквизиторах – возможно, это было неосторожно, да только голова его была занята другим. Это было в одну из тех минут, когда женщинам хочется поговорить, а мужчинам – нет, но и они не прочь пошутить.

– Жуткие люди! – сказала она. – Только Время, Земля и Смерть. Ни Любви, ни Воздуха.

Он сидел, скрестив ноги, и восхищался ее телом, освещенным лунными лучами, осторожно проводя пальцами по его изгибам, не особенно прислушиваясь к тому, что она говорила.

– Ты можешь сказать, какие стихии использовались при наложении заклятия?

– Обычно могу. У тебя шрамы! Я не замечала их прежде. Покажи мне спину.

– Нет, я занят. И какие стихии ты ощущаешь в Клинке?

– В основном Любовь, – она тоже села. – Я хочу взглянуть на твою спину.

– Нет. Ляг и покорись. Любовь, говоришь? Я убийца, и ты считаешь, что я создан духами Любви?

Она поцеловала его и продолжала целовать, обвившись вокруг его тела.

– Любовь – это не только мужчина и женщина. Это еще и многое другое: мать и дитя, господин и слуга, брат и сестра, братья по оружию, просто друзья. Повернись, а то у тебя спина в тени. Вот они. На спине, они ближе друг к другу. Любовь – это даже смерть за кого-то. Понимаешь?

– Любовь еще и это. – Он опрокинул ее на спину. Она уже нашла его чувствительные места. Борьба делалась все горячее.

– Теперь я вижу, почему Клинки такие замечательные любовники, – сказала она. – Потому, что они связаны, мммм…

Ее губы были слишком хороши, чтобы тратить время на слова.

Занимался рассвет.

– Я буду ждать тебя.

– Я буду верен тебе.

– Ты только возвращайся, и я не буду спрашивать тебя о… мммм!

7

– Мы уже встречались, сэр Дюрандаль.

– Да, встречались. Я был тогда не в лучшем виде.

Дюрандаль узнал узкое лицо, бесцветные губы, блеклые волосы, ибо они до сих пор являлись ему в страшных снах про Наттинга. Он не знал только полного имени: Айвин Кромман.

Зловещий кабинет Великого Инквизитора представлял собой комнату, переполненную бумагами, папками, книжными полками, пухлыми томами и недобрыми предчувствиями. Даже пыль и клочья паутины, казалось, шептали о загубленных жизнях и похороненных тайнах. Сама Мать Паучиха сидела спиной к окну – массивная, скрюченная темная фигура на фоне света. Дюрандаль сидел напротив нее, и лицо его было освещено. Кромман сидел, сбоку, так, что тоже мог следить за лицом Клинка. Должно быть, заставлять людей чувствовать себя неуютно заложено в инквизиторские инстинкты, как, скажем, лай – в собачьи.

– У вас имеются возражения против инквизитора Кроммана в качестве спутника, сэр Дюрандаль? – Рыбьи глаза Великого Инквизитора не мигали. Ее пухлые белые пальцы лежали на столе, не шевелясь, словно неживые.

– Я приветствую его помощь в моей миссии.

– Понимаете ли вы, что он занимается этим делом довольно давно, и что ваши познания в заграничных путешествиях значительно слабее, чем у него?

– Король обещал мне, что я буду главным.

Она не обратила на эту реплику внимания.

– Что вам известно о деле?

– Исходите из того, что мне не известно ничего, и начинайте сначала.

– Почему вы не отвечаете на вопросы прямо?

Возможно, ему удалось чуть вывести ее из себя – во всяком случае, он на это надеялся.

– Почему вы не мигаете?

– Этот вопрос по существу?

– Да. Если инквизитор Кромман будет смотреть на всех так, как смотрит на меня, мы будем привлекать внимание.

Она улыбнулась, от чего на лице ее не появилось ни морщинки.

– Уверяю вас, Айвин умеет избегать ненужного внимания в высшей степени успешно, и проделывал это на службе у Его Величества уже много раз. Вам не по себе от этого взгляда?

– Нет. Он просто раздражает меня как демонстрация плохого воспитания. Мне нечего скрывать.

– Вас радует то, что вас выбрали для такого необычного поручения?

– Любой почел бы за честь такое доверие.

Она снова улыбнулась одними губами.