Золоченые

Тварь как будто чувствует, поворачивается, встречается со мной взглядом на расстоянии. И в нем есть что-то… разумное. В моих легких не остается воздуха. Каждый мускул в теле вдруг ослабевает, застывает под этим хищным черным взглядом. И когда я наконец нахожу силы хотя бы съежиться, чудовище уже крадется вперед, и вместе с ним другие. Многие, многие другие. Они появляются из тумана, кожистые серые фигуры, источающие угрозу. Некоторые спрыгивают с деревьев и бегут на четвереньках, взрезая когтями снег.

– Защитить деревню! – ревет командир джату, поднимая меч. – Во имя Безграничного Отца!

– Во имя Безграничного Отца! – отзываются джату и бегут на тварей.

Из моей груди рвется испуганный вздох, когда отец, пошатываясь, поднимается и вторит призыву вместе с остальными деревенскими мужчинами, которые сейчас все поспешно обматывают уши платками или поясами.

– Беги в храм, Дека! – кричит он мне.

Командир джату в этот момент надвигается на предводителя смертовизгов, но чудовище не отступает. Оно замирает, склонив голову набок. На мгновение кажется, будто в его глазах мелькает веселье. Смертоносное веселье. А затем тварь вдруг приходит в движение и жестоко бьет джату наотмашь так, что тот летит через всю площадь. От удара тело ломается, во все стороны брызжет кровь.

Это знак напасть остальным смертовизгам.

Они врываются в деревню, крушат щиты воинов-джату, потрошат несчастных острыми когтями. Разносится эхо, всюду кровь, все сильнее пахнет мочой. Джату пытаются дать отпор, но их слишком мало, и они слишком неопытны против чудовищных смертовизгов.

Я задыхаюсь от ужаса, твари с нечеловеческим упоением отсекают конечности и раздирают тела, с диким звериным весельем отрывают головы. В считаные минуты от джату ничего не остается, и следующими станут местные мужчины.

– Не дать им пройти! – ревет старейшина Олам, но уже слишком поздно.

Смертовизги пропахивают ряды деревенских мужчин, вонзаются в них когтями и клыками. Чем больше люди кричат, тем неистовее становятся твари. Кровь брызжет на землю, рисуя алым по белому снегу; в мешанине внутренностей и сухой листвы валяются трупы.

Это настоящая резня.

Ужас пронзает мое сердце, я обращаюсь к отцу. Он и двое других вступают в бой с тварью, отталкивают ее мечами и вилами. Отец не видит еще одного смертовизга, что несется к нему с горящими жаждой крови глазами. Не видит потянувшихся к нему обнаженных когтей.

– НЕ-Е-ЕТ! – рвется из груди отчаянный крик, прежде чем я успеваю его унять, такой мощный, будто к нему примешивается что-то еще. Нечто более глубинное. – Стойте, прошу! Оставьте отца в покое! Пожалуйста, просто оставьте нас в покое!

Смертовизги разворачиваются, их черные глаза полны ярости. Время будто замирает, предводитель чудовищ придвигается ближе. И ближе, и ближе, пока не…

– СТОЙ! – кричу я, и в голосе звенит еще больше силы.

Смертовизг резко застывает, из его глаз утекает жизнь. На миг он кажется почти шелухой, пустым сосудом, а не живым существом. Остальные твари такие же неподвижные статуи в вечернем свете.

На деревню опускается тишина. Я слышу лишь грохот собственного сердца. Громче. Громче. А потом…

Движение.

Предводитель смертовизгов разворачивается и, пошатываясь, бредет к лесу, остальные тоже. И за ними следом, по пятам, отступает туман. Проходит меньше минуты – и все они исчезают.

Облегчение пьянит, кружит голову. Меня охватывает смутное чувство, отчего все тело кажется легче пушинки чертополоха.

Ступаю к отцу, и на лице застывает улыбка. Он все еще стоит там, где был, но не испытывает облегчения. Он бледен, весь мокрый от пота. Он выглядит почти… испуганным.

– Отец? – зову я, потянувшись к нему.

К моему изумлению, он с отвращением отшатывается.

– Гнусный демон! – кричит отец. – Ты что сотворил с моей дочерью?!

– Отец? – повторяю я, делаю еще шаг, растерянная, а он снова отступает.

– Не смей меня так называть, тварь! – шипит он.

Вокруг него успели собраться мужчины. Женщины высыпают из домов, среди них Эльфрида. На ее лице выражение, которого я у нее никогда еще не видела. Страх.

– Глаза, Дека. Что с твоими глазами? – шепчет она в ужасе.

Ее слова немного рассеивают туман в моей голове. Глаза?.. Собираюсь спросить отца, о чем они все говорят, а он кивает на что-то позади меня. Поворачиваюсь и вижу Ионаса, и в его руке поблескивает меч. Я хмурюсь, сбитая с толку. Ионас пришел меня защитить, как утром?

– Ионас? – спрашиваю я.

Он вонзает меч мне в живот. Боль так остра, так жгуча, что я едва замечаю, как мне в руки хлещет кровь.

Красная… сперва она очень красная, но затем ее цвет начинает меняться, мерцать и в считаные мгновения становится золотым.

Перед глазами сгущаются тени, кровь в моих венах течет все медленней. Подвижно лишь золото, что льется мне в ладони, словно скользящая по коже река.

– Как я всегда и подозревал, – доносится издалека голос.

Я поднимаю взгляд, надо мной нависает старейшина Дуркас. На его лице – мрачное удовлетворение.

– Она нечиста! – провозглашает он.

Это последнее, что я слышу перед смертью.

3