Золотая акула

– Докладываю, – ответил пловец дурашливо. – Я проникал в недра мирового во всех смыслах океана в нелегальных поисках немецкой подводной лодки. – Он неторопливо растирал кончиками пальцев округлый багровый рубец, оставленный врезавшейся в кожу маской. – Намордник менять надо, – добавил с досадой. – Течет, резина старая, еще советская…

– Сбиваетесь с курса в докладе… – недовольным голосом сказал старик.

– Да, я возвращаюсь к теме. Итак. На чем мы остановились? На поисках лодки. – Игорь обернулся на рассерженного отца. Затем обескураженно улыбнулся, мотнув коротко стриженной головой. – Какие поиски? Все найдено. Лежит наша «немка»! Под нами! – проорал восторженно, ткнув пальцем себе под ноги.

– Чего?! Сынок, правда?!

– Правда, папаня, правда! Твоя причем…

– Ну, рассказывай!

Одинцов переводил ошарашенный взгляд то на океан, то на небо.

Сбылось! Неужели – сбылось?!

И дело даже не в том, что находится в этом ржавом подводном крейсере, хотя, что называется, хотелось бы… чего-нибудь этакого… материально значимого. Но все-таки в данный миг главное заключалось в ином…

Тот уже бесконечно давний вечер в промозглых подмосковных Люберцах с нетрезвыми романтическими планами, та нудная и нервная дорога через всю Европу наконец-то реализовались в сегодняшнюю действительность, где был океан, затерянный в нем остров и всамделишная подводная лодка, находившаяся прямо под ними!

Сбылось!

И чтобы уже ни было после…

– Значит, так, – продолжил Игорь устало. – Радоваться, если честно, пока нечему. Лодочка не подарок. Затонула – во всех смыслах. Вся в наносах песка. Шнорхель сгнил, но рубка цела, как каменная, хоть бы что ей…

– Ну так железо-то какое! – вдумчиво и благожелательно поддержал старик. – А потом, кто его знает почему, но морская вода порой – консервант! Вроде все проесть должна, а – наоборот!

– Крен на левый борт, – докладывал Игорь. – Дифферент – на корму. Туда не подобраться, полностью улезла в дно. Прогулялся я вдоль правого борта, дошел до отсека, где сортир с ящиками…

– Ну? – выдохнул Вова.

– Дырища… Метр железа до палубы чистый, без грунта, потом песок, а поверх песка – дыра. С футбольный мяч. Начал копать, она все шире и шире… Вода так обшивку прогрызть не могла. Значит… – Он помедлил. – Или боевое ранение, или…

– Или кто-то на лодочке уже побывал, – вырвалось у Одинцова.

– Все свинчивают до моего заезда, – заметил Василий убежденно. – Золотое правило. Без перспективы исключений из него. Нахожу место под солнцем – солнце заходит!

– Погодите пыль пускать в свежий воздух! – покривился старик. – Заныли, русалки! «Дыра», «прореха»… Дай акваланг!

– Да ты чего, отец… Сорок три метра!

– Я с них всплывал! У меня есть носки, которые старше тебя, а ты меня учишь! И вообще мама родила тебя потому, что ты забодал ее изнутри!

– Ша! – бахнул кулаком в борт Вова. – Притихли, не на профсоюзном собрании! Ты, дед, себе бесплатной могилы не ищи. На сорока трех метрах пернешь – и дух из тебя вон… Я нырну! – Он закинул за спину баллоны, принял из рук Игоря ласты.

– А можно я? – вырвалось у Одинцова. – Прошу… Мне надо… А, ребята?

– Сорок три метра! – повторил Вова.

– Да замотал ты со своими метрами! – взревел дед.

– Ладно, пусть ныряет Чека… – с безразличной покладистостью согласился племянник. – Осваивает мирную специальность.

– А осьминога-то пошто замочил? – с укоризной спросил дед. – И так самое несчастное животное на свете…

– Это почему? – спросил Вова.

– Ноги у него от ушей, как у твоей модели, – поведал родитель. – Руки из жопы растут, жопа с ушами; ну и мозг, естественно, тоже в жопе. Как, впрочем, у многих, уточнять не буду.

– Папа, в прошлой жизни вы были полосатым африканским аспидом.

– Это почему?

– У него столько яда, что он им плюется во что попало.

Натягивая гидрокостюм, Одинцов выслушивал поспешные наставления Игоря:

– Будешь на глубине, дернешь фал один раз: прибыл! Два раза: значит, с давлением в баллонах порядок…

– Три раза, – торопливо перебил Одинцов, уже многократно прошедший экзаменовку, – значит – выхожу наверх. Сучу фалом – спасайте…

– А если потрясешь три раза?

– Запутался, нужен страхующий.

– Верно. Ну, давай! Не спеши, окуни головку, отдышись, маску проверь…

– Понял.

– Смотри, тут как в разведке: одну мелочь упустишь, много чего крупного приобретешь…

Маска сидела плотно, как медицинская банка, воздух подавался обильно, и Одинцов, поглядывая на наручный глубиномер, не торопясь устремился в беззвучную, податливую глубину, ощущая, как исподволь растет давящая боль в ушах.

Он выдохнул воздух через нос и сделал несколько глотательных движений. Боль ушла.

В фиолетовом придонном сумерке увиделся черный надолб рубки с пеньками отвалившихся антенн, поникшая труба палубной пушки, ровно затянутый бархатом грязно-зеленых водорослей корпус, увязший в длинных барханах блеклого, утратившего с глубиной цвет песка.

Подплыв к крейсеру, он не без волнения коснулся шершавой поверхности изъеденного солями металла – свидетеля иной эпохи, знавшего прикосновения давно ушедших в вечность людей – теперь безымянных…