Золотая бабушка (СИ)

— Ты говоришь «что во мне не так». Вот это и не так. У меня знаешь ли глаз-алмаз. У тебя фактурное лицо, таких людей берут в натурщики для художников, вот только обычный человек этого не разглядит, потому что и лицо, и личность прячутся за не твоей прической, за не твоими очками, за не твоей кофтой. И ты сам это чувствуешь. Прячешь себя, может быть, за модой. Может быть, за внутренними идеалами красоты. Смотришь в зеркало и думаешь: «Я выгляжу всё ещё не так, как надо». Но в тебе всё так. И когда ты сам начнёшь это понимать, то удивишься, как сильно преобразишься. А простикрутки неуверенность чуют за километр и знают, как с ней управляться и как высосать из неуверенности побольше того, что им нужно. Деньги, секс, подарки или знакомства. Смотря, чего хотят.

— Вот в этих ваших нотациях есть противоречие, — обидчиво сказал Толик.

— И какое?

— Вы говорите, что у меня не такая прическа, очки и одежда. Но при этом во мне «всё так». Это невозможно. Как же тогда меняться?

— В голове, — Любовь Михална постучала по Толику и отвернулась снова к окошку.

Уж она-то это проходила всё и прекрасно знала это чувство, когда ты прячешься за модной погоней. Чем больше стараешься выглядеть, как идеал, тем дальше от него становишься.

А дорога становилась всё тяжелее… Для Витаси. Останавливаться приходилось часто, потому что и Любовь Михална, и Толик оказались вредными пассажирами: то покушать, то прогуляться, то в туалет. Попутно они успевали ругаться друг с другом, но это уже не касалось личных тем. Всё больше спорили об искусстве и молодёжи. Любовь Михална увидела в окне девушку с розовыми волосами, в чёрной одежде и с довольно необычным макияжем. Хотя больше всего старуху смутил пластырь, налепленный на нос.

— Что это? — спросила она. — Выглядит ужасно

— Это называется «E-girl».

— Это называется «рак мозга».

— Любовь Михална! Это субкультура! Неужели в ваше время не было никаких субкультур? Я уверен, что и в СССР жили люди, которые как бы обособились от остального общества. Они вели себя противоположно общепринятым нормам. Они отрицали всё происходящее и жили согласно своим убеждениям, сбивались в группы и проводили время вместе.

— В моё время были алкаши. Это считается субкультурой? — Толик не нашел, что ответить.

Приехали на место, когда было уже совсем темно. Несколько километров навигатором была Любовь Михална, потому что «Яндекс. Карты» уверяли, что не существует деревни Петроса. Но старухе знать лучше.

Справедливости ради скажу, что это место сложно назвать деревней. В Петросе были заселены 10 домов, остальные пустовали и сгнили. Любовь Михална сначала ругалась на власть, что не следят за развитием сельской местности, но после двадцатого покосившегося и одичалого дома она замолчала, слышались только редки шмыги. Место почти как в фильмах ужасов. Если бы мимо проходил ведьмак, то вряд ли бы нос туда сунул. Зато небо звёздное. Небесные фонари светили так ярко, что и столбы освещения не понадобились.

Путешественники подъехали к большому синему дому. Из реденького забора выглянула совсем уж низкая бабушка в белом платочке. Такие бывают только на этикетках с творогом.

— Ета хто исчо? Ась?

— Доброй ночи, хозяйка, извините, — Любовь Михална вышла из машины и подошла к старушке, внимательно пригляделась к её лицу, после чего всплеснула руками. — Лёля! Лёля, здравствуй!

— Аки странь. Так давно меня не кликали.

— Господи, Лёля прекрати! Ей-Богу, как была ты скоморохом, так и осталась. Не притворяйся! Это я, Любаша Дурманова.

— Дурманова?

Лёля вывела старуху на свет, чтобы взглянуть повнимательнее.

— Да ну! Любочка! Вот это надо же ты как пошутила надо мной! Сколько лет мы не виделись?

— Столько не живут, — рассмеялась Любовь Михална. — Я к тебе в гости с внуками. Примешь?

— Отчего не принять. Конечно! Надо же подруга приехала, да и в какое время, словно ты чувствовала.

— В какое?

— Всё потом! Сейчас проходите в дом, вы, наверное, устали с дороги. Охламоны, заходите, — Витася вышел из машины, Лёля выкатила глаза, — ого! Вот уж Илья Муромец.

Толик ожидал тоже комплиментов, но услышал только: «Зачем вы взяли с собой шиншиллу?» Обиделся. Но Леёя не со зла, она такая — смешливая бабулька. Хозяйка стала хлопотать, усадила всех гостей за стол и расправила белую скатерть, расшитую красными цветами. Да расправляла её с таким усердием, что у Любови Михалны не оставалось никакой возможности не спросить, откуда Лёля такую красоту взяла.

— А ко мне туточки птички залётные прилетели, да только вы немножко разминулись. Вот судьба неугомонная. Даже смешно, — заметив любопытный взгляд гостей, Лёля отмахнулась, — всё потом, Любочка! Потом! Вы поешьте, а потом спать. Путь не близок был.

А новенькая скатерть почти что скатерть самобранка. На ней в миг оказались и соленья, и картошечка, и селёдочка, и квас добротный. Витася так и застыл, стесняясь пошевелиться. Любовь Михална чуть ли не с ложечки его кормила, чтобы здоровяк ожил. Лёля подлила ему стопарик водки. Так Витася замертво упал.