Золотая бабушка (СИ)

— Товарищ Кислый, вы мешаете мне созерцать искусство. Хватит тут. Я вам не девчонка, чтобы на мне эксперименты ставить и развлекаться. Поищите для вашего эмоционального заряда кого-то помоложе. А я устала.

— Неужели я так тебе не нравлюсь?

— Я тебя не знаю. И ты меня не знаешь. Мы не разговаривали 50 лет. Почему ты думаешь, что сейчас мы сможем найти общий язык? Ты совершенно не знаешь, какая я.

— Расскажи мне, — Кислый начинал закипать.

— А я расскажу. У меня ужасно скверный характер. Я всем грублю и не считаю нужным извиняться. Я строгая. Все должны следовать моим правилам беспрекословно. Я взбалмошная: совершаю поступки, не считаясь с чувствами других людей. А ещё у меня совершенно нет никакого желания разговаривать с призраками прошлого.

— Ты прогоняешь меня, но у меня, как и раньше, такое чувство, что ты совершенно этого не хочешь. Однако я тоже уже не мальчик, — скульптор слегка склонил голову, прощаясь, и покинул Любовь Михалну. Она же, не мигая, смотрела на скульптуру человека-птицы. Ей хотелось остановить Кислого, схватить за рукав, сказать, что она просто не хочет, чтобы он смотрел, как она умирает. Любови Михалне хотелось, чтобы Пашка помнил её как Любочку, ту бойкую и смешливую девчонку полную энергии и амбиций.

Мы с Толиком всё время прятались за цветком, наблюдая за развитием событий. Я была так поглощена сложными отношениями Кислого и Любови Михалны, что совершенно забыла смущаться. Толик же стоял ко мне до неприличного близко и дышал в темечко.

— Оль, а пойдём на свидание, — вдруг неожиданно выпалил музыкант.

Я оглянулась на него в полном недоумении.

— Ты чего это вдруг?

— Я тут посмотрел на этих двоих и подумал. Хуже всего — упустить то, что так дорого тебе. Ты мне нравишься, Оль. Пойдёшь на свидание, а? — спросил Толик, а я стала того же цвета, что и Любовь Михална.

***

Толик и Витася возвращались домой поникшие, потому что по дороге их отчитывала разъяренная Любовь Михална. Она бы и меня ругала, но я успела свинтить, бросив музыканту на прощание: «Я подумаю».

Женщина утюжила своих новоиспеченных внуков, не оставляя им надежды оставить хоть толику достоинства. Но они не отступались. Честно говорили: да, подстроили встречу, никак нет, мэм, вашего инфаркта не хотели. И, конечно, Толик вспыхнул:

— Чёрт возьми, Любовь Михална! Разве ж это плохо! Вы же нравитесь друг другу! Это видно всем вокруг! Почему же вы так отказываетесь от общения?

Вопрос был риторическим. Толик был уверен в своей затее и считал, что Любовь Михална сама препятствует своему счастью из-за вредности.

— Если бы я хотела с ним увидеться, я бы сама его нашла! А вы всё подстроили без моего участия и желания.

— Потому что вы трусите! Вы также трусили краски в руки взять, вот мы и подумали…

— Ах они подумали! Надо было родителям вашим подумать, когда вас зачали. Но теперь чего уж.

— Это совсем уж грубо, Любовь Михална!

— А то что вы сделали не грубо? Заставлять старую женщину переживать эти чувства грусти и разочарования? Идти против желаний? Губить её шаткое здоровье? Это не грубо, скажи мне, Толик?

— Так разве ж мы ждали разочарований?! Мы просто хотели для вас счастья.

— Что ты называешь счастьем? Почему меня окружают одни бантики-романтики. Ну, нет этой вашей любви до гроба! Нету! Не страдаю я по первым чувствам, потому что нет уже того человека, которого я любила.

— Как же нету?

— Я любила, Толик, молодого, нелепого, безызвестного скульптора. А сейчас это незнакомый дядька, который проявляет ко мне излишний и нетактичный интерес. Зачем вы взяли и своими руками сломали образ моей первой любви? Одна была романтика в жизни — от воспоминаний. И ту испоганили, тьфу.

Глава 15. Если бы места могли говорить, то они бы кричали

На свидании с Толиком я нервничала. Даже руки дрожали, хотя у меня профессиональный навык их унимать, чтобы провести прямую линию. Беспокоюсь я не только из-за смущения: митинг в центре собирается. Страшно, что заметут. Шуры-муры тут никому не интересны — отговорка для самых неизысканных. Вот если скажете, что у вас алкотур, тогда ещё ладно, может быть, даже поверят. Особенно если вручите товарищу Росгвардейцу (я их уже не отличаю от полиции), чекушку.

Зачем-то свидание Толик назначил в ресторане, в котором я никогда не была, да и сам парень — не завсегдатай. Лучше бы пошли в нашу стандартную кофейню с ламповым цветочным магазином и этими очаровательными бальзамами для губ в железных коробочках. Но с другой стороны, всё-таки свидание — не рядовое событие. Может, он хочет произвести впечатление? Или подчеркнуть, что это именно свидание, а не просто тусовка с друзьями?