Золотая братина: В замкнутом круге

– Заткнись, Кол! – приказал Очкарик, вынул из кошелька-сумки, пристегнутого к поясу, банковскую упаковку стотысячных купюр и внимательно отсчитал необходимую сумму.

Наблюдая за его действиями, Марик произнес спокойно и даже с сожалением:

– Кол, а ведь под твоим лбом и двух извилин не будет. Если одна есть – уже благо.

Тот не нашелся с ответом, а Очкарик протянул пачку купюр сексоту.

– Прошу, Марк Давидович. Итак?…

Марик, не пересчитывая, сунул деньги в глубокий внутренний карман своего чесучового пиджака и сообщил:

– Старый синий «Москвич» у ворот дома справа, номер X 33–57 МТ.

Очкарик поднялся из-за стола.

– Пошли, Кол. А вы, Марк Давидович, можете еще промочить горло, «смирновская» водочка отменна. Бесплатное приложение к гонорару. За информацию.

– Благодарю, не премину воспользоваться, – невозмутимо сказал Марик.

Молодые люди углубились в клокочущий торговый Арбат, заполненный пестрой праздной толпой, и свернули в переулок Аксакова. Возле магазина «Сказка» приткнулся черный «мерседес» с затемненными стеклами, водителем которого был светловолосый детина лет тридцати, с желтыми глазами в крапинку и широким приплюснутым носом со слегка вывернутыми ноздрями. Звали его в кругу своих Бобом, а женщины ласково – Бобиком. Когда Кол и Очкарик сели в машину, Боб, откинувшись на удобную спинку сиденья, не без интереса продолжал наблюдать за проходящими мимо девушками, рассуждая про себя, каким способом он трахнул бы ту или иную.

– Ну? – спросил он, прервав свои волнующие наблюдения.

– Все о’кей! – сказал Очкарик. – Сошлись на пяти. Так что еще пять в запасе осталось. – Он взял телефон сотовой связи, лежащий на заднем сиденье, набрал номер.

– Говори, сынок, – прозвучал старческий мужской голос с хрипотцой, характерной для людей давно и много курящих.

– Мы их знаем, Батя. Они на машине.

– Начинайте. На каждом этапе держите меня в курсе. С Богом, сынок.

Очкарик передал телефон Бобу:

– Звони своей принцессе. Помни, слушать будет не только она.

– Это без проблем, – засмеялся желтоглазый донжуан, быстро нажимая кнопки. – Заинька, это я, твой Бобик.

– Ой, лапушка! – заверещала в трубке Таисия Павловна Комарова восторженно и визгливо, ибо Боб и являлся ее третьим супругом. – Где ты? Скорей приезжай! Я уже снимаю халатик!

– Целую тебя в попку, в сисечки и во все остальное. Только халатик пока не снимай! – Боб подмигнул своим подельникам: – Вырубаюсь, Тая! – Голос новоиспеченного супруга Таисии Павловны стал твердым и повелительным. – Давай поступим так. У меня кое-какие дела. А ведь ты по магазинам собиралась проехаться…

– Ты же обещал со мной… – капризно и обиженно протянула Таисия Павловна.

– Дела, моя птичка. Встретимся у нашей любимой кафешки часа через два.

Боб отдал телефон Очкарику, включил мотор, спросил:

– И куда?

– Подруливай к воротам дома своей благоверной, – распорядился Очкарик. – Машин там полно, но нужно втиснуться поближе к их «Москвичу».

Через полчаса в кабинете Вениамина Георгиевича Мирова зазвонил телефон экстренной связи. Докладывал один из «пастухов», Геннадий Холбин, шофер синего «Москвича».

– Говорит Шестой. Она вышла из дому и сейчас на стоянке разговаривает с охранником. Собирается сесть в «коробку». Явно никуда не спешит.

– Знаю. – Миров испытал знакомый озноб: начинается дело! – Ей звонил, очевидно, муж. Договорились о встрече через два часа у какого-то кафе. Передавайте ее маршрут. Минут через пятнадцать – двадцать сориентируемся, у какого поста ГАИ ее остановить. После корректировки маршрута высылаю две машины – гаишную и сопровождения. В ней же Четвертый, для опознания.

– Понятно, Первый.

Белая «Волга» неслась по Минскому шоссе к центру столицы, и водитель синего «Москвича» Геннадий Холбин, шедший за объектом на расстоянии около сотни метров, нервничал, успеют ли к посту ГАИ перед Поклонной горой их машины, которые должны оказаться там хотя бы на несколько минут раньше, – они следуют к вычисленному месту встречи на Большой Филевской, потом по Минской, им предстояло сделать порядочный разворот под мостом…

– Да не дергайся ты, – успокаивал его второй «пастух» Таисии Павловны Комаровой, Абдула Тахаев, смуглое татарское лицо которого всегда, при любых обстоятельствах, хранило невозмутимое спокойствие, названное однажды кем-то из начальства «печатью вечности». – Все будет как надо. Ребята свое дело знают, шли с нами параллельным курсом, а прогон тут порядочный.