Золотая братина: В замкнутом круге

– Именно! – ответил граф Оболин, и стало заметно, что его охватило волнение. – А что?

– Вы, приехав в Москву, виделись с Виктором Станиславовичем? – спросил Миров.

– Нет. Еще нет… Последний раз, перед вылетом из Рима, я позвонил ему, и мы договорились, что уже в Москве, устроившись в отеле, я тут же свяжусь с ним… – Граф Оболин замолчал, и усталость отразилась на его бледном лице.

– И что же? – спросил Арчил. – Вы позвонили?

– Да, позвонил… Сразу, как только вошел в эту гостиную. Телефон не отвечал… Звонил несколько раз. И сегодня звонил, как только меня привезли сюда ваши люди. Никакого результата…

– Если ваш друг живет в коммунальной квартире, кто-нибудь подошел бы к телефону, – пояснил Вениамин Георгиевич.

– Он мне говорил, что телефон у него индивидуальный, в комнате…

– По какому номеру вы звонили господину Цукато? – спросил Арчил.

– Девятьсот сорок три – двадцать семь – четырнадцать.

Миров и Табадзе переглянулись: это был номер телефона в 14-й квартире дома № 53 на улице Третьей Индустриальной, в которой, согласно документам, до последнего времени проживал Никодим Иванович Воротаев.

– Вряд ли, Александр Петрович, – тихо заметил Миров, – вы встретитесь в Москве со своим приятелем. Скорее всего, господин Цукато является одним из участников похищения «Золотой братины», а может быть, и его организатором.

– Да что вы такое говорите, Вениамин Георгиевич! – с возмущением прокричал граф Оболин. – Что вы говорите? Чтобы Виктор Станиславович…

– Разрешите, граф, задать вам один вопрос, – сказал Табадзе. – В письме директору музея Ивану Кирилловичу Любину вы написали, что помимо исполнения воли вашего деда, согласно его завещанию, у вас в России есть еще дела. А в разговоре с директором музея уточнили: коммерческие дела, и они сопряжены с риском. Может быть, вы поведаете нам, что это за дела… – Арчил понимающе улыбнулся. – Хотя, конечно, существует коммерческая тайна. Но сами понимаете…

– Да, да! Все понимаю. И какие там тайны? Суть вкратце такова. У моих предков здесь, в России, было несколько имений, домов. Словом, недвижимость. Постоянно наша семья жила в Петербурге. И была небольшая загородная резиденция, летняя. Вилла, дача – назовите как угодно. Дом этот сохранился до нынешних времен. Он в Ораниенбауме. Сейчас там пансионат ветеранов Второй мировой войны…

– Откуда вам это известно? – перебил Миров.

– У меня довольно обширная переписка с местными властями. Так вот… Еще мой отец затеял построить под Римом копию нашего загородного дома. В его распоряжении были только фотографии дома, комнат, сада, ограды и ворот. Батюшка осуществил свой замысел, заразив им меня, в ту пору студента Сорбонны. Представляете? Кусочек утраченной родины в жаркой Италии. Там у нас, в маленьком парке, и русские березы растут. Кстати, отец унаследовал эту идею от деда – тот только и жил воспоминаниями о России. Вроде бы все получилось. Кроме ворот. В Ораниенбауме находятся потрясающие ворота из литого чугуна. Жаль, я не взял с собой фотографии. Вы бы поразились! Это чугунная композиция – три льва, и один из них, выполняющий функцию верхней перекладины ворот, держит в пасти наш родовой герб! В Италии не нашлось мастеров, которые воспроизвели бы эту композицию по фотографиям. Потом… Копия есть копия. Отец все мечтал выкупить у советских властей ворота. Даже писал в какие-то ваши инстанции. Конечно, ответов не последовало… И только после падения большевистского режима такая возможность появилась…

– Ваш отец жив? – спросил Миров.

– Нет. Он погиб в автокатастрофе в восемьдесят девятом году.

– Извините…

– Я списался сначала с канцелярией господина Собчака – тогда он был мэром Петербурга, быстро получил ответ, меня переадресовали к муниципальным властям Ораниенбаума. Переписка, телефонные переговоры. Словом, мы договорились. Меня заверили, что ворота и фигуры львов в хорошем состоянии. А пансионат ветеранов, увы, нуждается в средствах, дом требует капитального ремонта, дотаций от государства не предвидится. Пока мы заочно сошлись на двадцати тысячах долларов. Однако окончательная сумма сделки будет определена на месте. Таково, господа, мое коммерческое дело в России.

– В чем же его риск? – не понял Арчил Табадзе.

И первый раз за всю встречу граф Оболин откровенно засмеялся:

– Сегодня в России любая коммерческая сделка – риск. Я планировал уже завтра ехать в Санкт-Петербург. Теперь не знаю… Врачи говорят, два-три дня… никаких поездок.

– А когда вы собираетесь вернуться в Рим? – спросил Арчил.

– Предполагал, сразу после завершения сделки. Теперь покину Россию только после того, как вы задержите преступников и вернете «Золотую братину» в музей.

– Браво, граф! – взволнованно воскликнул Миров.

– Если сделка с воротами состоится, – задумчиво спросил помощник Мирова, – каким образом вы будете переправлять эдакую тяжесть в Италию?